меня

охватывает беспокойство: не слишком ли мы долго держим такой молодняк, как

ты, на соблазнительской работе, не рискуете ли вы заразиться настроениями

и

воззрениями людей, среди которых вы действуете? Они, конечно, склонны

считать смерть величайшим злом, а сохранение жизни -- величайшим благом.

Но

этому ведь мы их научили. Будь осторожен, не попадись на удочку

нашей

собственной пропаганды. Я понимаю, тебе кажется странным, что твоей

главной

целью должно быть сейчас как раз то, о чем молятся возлюбленная и

мать

подопечного, -- его физическая безопасность. Но это действительно так.

Ты

должен хранить его как зеницу ока. Если он умрет сейчас, ты его

потеряешь.

Если он выживет в войну, у нас всегда есть надежда. Враг защитил его от

тебя

во время первой большой волны искушений. Но если он останется жив, само

время станет твоим союзником. Долгие, скучные, монотонные годы удач и н

еудач -- прекрасная рабочая обстановка для тебя. Видишь ли, для

этих

существ трудно быть стойкими. Непрестанные провалы:

постепенный спад любви и юношеских надежд; спокойная и

почти

безболезненная безнадежность попыток когда-нибудь преодолеть наши

искушения;

однообразие, которым мы наполняем их жизнь, наконец, невысказанная

обида,

которой мы учим их отвечать на все это, -- дают замечательную

возможность.

Если же, напротив, на средние годы придется пора процветания, наше

положение

еще сильнее. Процветание привязывает человека к миру. Он чувствует, что

"нашел в нем свое место", тогда как на самом деле это мир находит свое

место

в нем. Улучшается репутация, расширяется круг знакомых, растет

сознание

собственной значительности, возрастает груз приятной и поглощающей

работы, и

все это создает ощущение, что он дома на земле -- а именно этого мы и

хотим.

Ты, вероятно, заметил, что молодые люди умирают охотнее, чем люди

средних

лет и старые.

Дело в том, что Враг, странным образом предназначив этих животных

к

жизни вечной, не дает им чувствовать себя дома в каком-либо еще месте.

Вот

почему мы должны желать нашим подопечным долгой жизни. Семидесяти

лет

только-только и хватает для нашей трудной задачи -- отманить их души

от

Небес и крепко привязать к земле. Пока они могут чувствовать, что

молоды,

они всегда витают в облаках. Даже если мы ухитряемся держать их в

неведении

о вере, бесчисленные ветры фантазии и музыки, картин и поэзии, лицо

красивой

девушки, пение птицы или синева неба рассеивают все, что мы

пытаемся

построить. Они не хотят связывать себя мирским успехом,

благоразумными

связями и привычкой к осторожности. Их тяга к Небесам столь сильна, что

на

этом этапе лучший способ привязать их к земле -- убедить их в том, что

землю

можно когда-нибудь превратить в рай посредством политики, евгеники, науки,

психологии или чего-нибудь еще.

Настоящая привязанность к миру достигается только со временем

и,

конечно, сопровождается гордыней, ибо мы учим их называть

крадущееся

приближение смерти здравым смыслом, зрелостью или опытом. Опытность, в

том

особом значении, которое мы учим их придавать этому слову, оказалась

очень

полезным понятием. Один их великий философ почти выдал наш секрет, сказав,

что для человека "опытность -- мать иллюзии". Но благодаря моде и, конечно,

Исторической Точке Зрения нам удалось в основном обезвредить этого

автора.

Сколь ценно для нас время, можно понять по тому, что Враг отпускает

его

нам так мало. Множество людей умирает в детстве, из выживших многие

умирают

в молодости. Очевидно, для Него рождение человека важно прежде всего

как

квалификация для смерти, а смерть важна как вход в другую жизнь.

Нам

остается работать с избранным меньшинством, ибо то, что люди