— Хорошо, — сказал Миша, — двух часов мне будет вполне достаточно, чтобы изготовить дубликат.

Я вертела головой, слушая их тихий малоэмоциональный диалог. Словно бы два добрых друга советовались, какого цвета шторы надо купить в спальню, а какие на дачу. Ведь сейчас на улице лето! Какие школьные библиотеки? Кто там в них сейчас сидит? Но, по спокойному тону Марго я поняла, что буквально через пять-шесть часов, то есть, как только почтенные российские граждане изволят проснуться, то некоторым из них придется слегка попотеть. А может и не слегка. А еще меня позабавил тот факт, что Мишина гипербола про «зачуханные библиотеки» мгновенно ассоциировалась у Марго таким странным образом. Бедная российская школа! И как у нас в таких библиотеках всякие Ломоносовы и Ландау вырастают?

Когда все технические вопросы были улажены, Марго повернулась к нам с Ленкой и ласково сказала:

— Вот и все. Где-то между двумя и тремя часами пополудни я передам вам новый экземпляр книги. А сейчас вам просто необходимо поспать.

Я была полностью с ней согласна. А Ленка тем более, потому что она давным-давно спала, свернувшись калачиком в роскошном золоченом кресле. Я бесцеремонно растолкала Ленку, и, дотянув ее до машины, где она снова провалилась в глубокий сон, я последовала ее примеру — удовольствия и нервотрепка — это две вещи, которые изматывают больше всего на свете.

Когда мы вернулись домой, было уже почти четыре часа утра. Глаша успела разложить все вещи и книги по местам, и квартира приобрела свой привычный вид. Мы с Ленкой, совершенно измочаленные, завалились спать, даже не дотянув до ванны.

Наутро, вернее, к обеду, я проснулась и поняла, что выспалась. Слава богу! Если бы я не выспалась, то день пошел бы насмарку. Такой у меня организм. Если я как следует не высплюсь, то хожу потом весь оставшийся день как сомнамбула, больная и злющая, и тупо жду вечера, в надежде выспаться следующим утром.

Я сладко потянулась, вылезла из-под одеяла и пошлепала в душ. После душа я почувствовала себя совсем человеком и поняла, что зверски хочу есть. Точно! Ведь вчера, пока не нагрянули все эти неприятности, я и собиралась удрать с этого голодного банкета, потому что страшно захотела есть. Я сейчас уже и думать забыла об этом! Вот что делают с нормальным человеком здоровый сон и отличный душ.

Глаша приготовила на завтрак салат из моих любимых морепродуктов. Я обожаю итальянский салат под названием «Фрутто ди маре». Ничего замысловатого там нет. Просто слегка обжаренные кусочки кальмаров, осьминогов, креветок, мидий и всякой прочей морской живности в теплом виде разложены на листьях салата с дольками болгарского перца, и вся эта красота приправлена чуточкой оливкового масла. Бесподобно вкусно и полезно!

Потом мы с Глашей выпили по чашечке кофе, и я снова залезла в Интернет, поковыряться и посмотреть, не появилось ли что новенького из интеллектуальных развлечений. Вчерашняя наша «пати» как-то не весьма удалась, и я испытывала перед Ленкой легкое чувство вины. В Интернете все было по-прежнему. Из интересностей — только заявленное на сегодня открытие художественной выставки неизвестного мне авангардиста. Ну и ладно! Значит, пойдем приобщаться к прекрасному. И я пошла будить Ленку.

Через полтора часа мы с Ленкой, раскрашенные в свой самый выгодный боевой раскрас и одетые согласно случаю, важно вплывали на выставку. Очередь там оказалась непролазная. Но нам повезло, Ленка встретила знакомого художника, а он имел самое непосредственное отношение к организации этой выставки — он был личным другом авангардиста, чьи картины сегодня выставлялись. Художник поволок нас знакомиться с автором, и мы попали в самую гущу артистической тусовки.

Кого здесь только не было! А я думала, что арт-бомонд в это время еще дрыхнет. Видимо, не весь. Самые интеллектуально продвинутые ходили от одной картины к другой, со знанием дела прищуривали глаз, обсуждали форму и колористику, и вообще делали вид, что они в этом отлично разбираются.

Но мне, как в свое время Станиславскому, хотелось воскликнуть на всю галерею — не верю! Вместо этого я скромно отирала стенку в обществе автора, который уже полчаса пытался объяснить мне, что все искусство, которое было до авангарда — это глубокое ретро, почитаемое, но устаревшее. Я так не думала, но чтобы не расстроить юбиляра, скромно помалкивала.

Ленка слушала художника, раскрыв глаза и рот одновременно. Я выяснила, что она была на таком вернисаже второй раз в жизни. Первый раз ее мама водила на выставку детского рисунка, когда Ленка училась в третьем классе, и она мало что запомнила. Но здесь ей явно нравилось. Особенно художник-авангардист. Да, его речь действительно была пылкой и убедительной. Но вскоре он мне окончательно наскучил, и я решила прогуляться по выставке самостоятельно. Извинившись, и объяснив, что я люблю сосредотачиваться на искусстве в одиночестве и получив вдогонку благодарный Ленкин взгляд — похоже, она положила глаз на этого авангардиста, — я стала медленно перемещаться по выставке, рассматривая работы.

Некоторые были действительно потрясающе хороши. Такое яркое и тонкое смешение красок, такие грациозные линии, переплетающиеся в абстрактные узоры. Они могли означать все, что угодно, и, если никто не зудел тебе в ухо про авторский замысел, то было намного интереснее самостоятельно разгадывать, что означают эти линии и цветовые решения на полотнах.

В целом, выставка производила впечатление весеннего сада, перемешанного с мартовским небом и апрельскими прозрачными ручьями в альпийских горах. Это было действительно очень красиво. И я даже простила авангардисту его гипертрофированное самомнение, что, впрочем, совсем не редкость у гениальных безумцев. На то они и гении, чтобы отличаться от нас, простых смертных, и им многое позволено.