— Татьяна Петровна, тише, не шумите. А то они услышат, и тогда все провалится.

— Что провалится, идиот?! Пусть все проваливается вместе с тобой. Но сначала развяжи мне руки.

— Татьяна Петровна, — голос вошедшего стал строже, — выслушайте меня. У нас мало времени. Я должен вам передать, что у вас будут просить отдать им Достоевского. Вы отдайте. Обязательно отдайте, а то вам могут причинить неприятности. Его уже можно отдать, уже не страшно. Это пока все. Простите меня, но я должен идти. А если я вас развяжу, то они поймут, что что-то не так и насторожатся. А этого нельзя допустить. Простите, ради бога. Но вам потом все объяснят.

Стоп! Где-то я это уже слышала. «Я тебе потом все объясню». Так говорил мне Вадим. Но сейчас это был не Вадим, а совершенно посторонний человек. Кто же мне, наконец, объяснит, что происходит!

— Послушайте, кто вы? Кто вас прислал?

Мои мысли метались, как бешеные антилопы. Что за личность меня сейчас посетила? Что он там лопотал про Достоевского? Я и без этого дурня знала, что Достоевского уже можно отдавать. Я ничего не понимала. Может, это Марго что-то напутала и прислала курьера, чтобы он лично сказал мне, что книжка уже в безопасности? Но это было полной чепухой! Марго понятия не имела, что мы с Ленкой собирались на выставку!

Все это промелькнуло в моей голове в считанные мгновения. Не найдя ответов на свои вопросы, я снова возопила:

— Эй, вы! Где вы там?

Но в ответ я услышала лишь тихий шорох закрывающейся двери.

И тут у меня сдали нервы. Я взвыла, как сто разъяренных слонов. Я рвала матрас ногтями и металась по полу раненным тигром. В общем, весь животный мир сейчас вылез из меня, частично подтвердив теорию Дарвина.

Мне было все равно. Пусть придут и убьют меня, а я скажу им в глаза все, что о них думаю.

Я кричала в голос:

— Сволочи! Развяжите меня! Где вы, мерзавцы?

Мерзавцы не заставили себя ждать.

Дверь распахнулась с громким стуком.

— Чего орешь, дура! Очнулась, так лежи спокойно. Я же говорил, с ней проблем не оберешься. — Две пары ног протопали ко мне за шкаф.

Первый был высокий здоровенный дядька, от него разило потом и почему-то еще и дорогим парфюмом. Странная смесь. А второго я где-то видела. Антон! Точно. Это же тот художник, который хотел показать мне картины. Но почему он стоит и не собирается меня спасать?

И вдруг я все поняла. Как я могла попасться на такой простой фокус! Видимо, обедать надо все же вовремя, а то мозги на голодный желудок плохо соображают.

— Не будет с ней никаких проблем. — Антон был спокоен и дружелюбен. — Правда, Танечка? — Он смотрел на меня с легким превосходством.

— Дурак ты, Антоша. — Я удивилась собственной наглости. — Меня же искать будут, я же на выставку не одна пришла.

— Никто вас, Танечка, искать не будет. Вашей подруге уже позвонили с вашего же телефона, что у вас разболелась голова и вы поехали домой, а телефончик свой здесь забыли. А ее вы просили не беспокоиться и развлекаться на полную катушку. И поскольку ваша подруга сейчас не совсем трезвая — у нас тут на выставке фуршет наметился, то она с радостью согласилась вас не беспокоить. Вот так.

— Ах ты сволочь, ты меня сюда заманил. А зачем, спрашивается. Ну, какой ты мужик после этого, а?

Но Антон был непрошибаем.

— Нормальный я мужик. И мне деньги нужны, а то с этим творчеством можно ноги протянуть. Вот и приходится иногда подрабатывать на стороне. Мне поручили одно деликатное дело, и, я думаю, вы мне в этом, уважаемая Татьяна Петровна, поможете. С удовольствием или без — не важно. А сейчас нам с вами надо кое-куда съездить.

— Куда? Никуда я не поеду! — я ревела как разъяренный бизон, но Антон был спокоен и деловит. Он молча поднял меня с матраса и поставил на ноги, словно деревянную куклу.

— Если вы будете паинькой, то с вами ничего плохого не случится. — И он поднес к моему носу тряпку, пахнущую какой-то препротивной химией. Я снова провалилась в небытие.

Когда в моей голове рассеялась очередная порция тумана, я поняла, что меня куда-то несут. Лёгкий ветерок приятно освежал мои несчастные, измученные химической вонью, легкие. Из этого напрашивался вывод — я не в помещении, а на улице. Моя голова болталась, как собачий хвост, и я определила, что вишу на плече у типа, от которого разило потом и французским одеколоном одновременно. Эта дикая смесь отрезвляла меня быстрее, чем свежий воздух. Я вспомнила, что меня украли, и что от моего похитителя разило таким же своеобразным амбре.

На небе яркими фонарями горели звезды. Цикады в кустах разрывались от старания — стрекот стоял на километр вокруг. Видимо, был самый разгар ночи. Это что же получается: на выставку мы попали днем, на матрасе я очнулась ближе к вечеру, а сейчас, похоже, глубокая ночь? Нормальная у меня культурная программа сложилась.

Мысли в голове были непослушными и думались как-то нехотя. Но где-то далеко в глубине сознания упрямо стучалась мысль: думать, надо думать, а то черт знает что такое получается. Меня без моей воли усыпляют какой-то дрянью и увозят в неизвестном направлении.