— Это отойдёт. Пока на перевязи поносишь. А через недельку отойдет. Через пару-тройку недель выпишешься.

Я рассмеялся:

— Дорогая, пока ноги ходят — их здесь не удержишь! Я только из госпиталя и обратно в палату — вот уж дудки! Не все ещё немцы кончились. Куда же ты столько намотала? Как я броню одену? Кадет?

— Здесь я! — отозвался голос с той стороны палатки.

— Всё, пошёл я. Благодарю за работу. И этой, Снегурочке, передай мою благодарность и привет!

— Так нельзя! Я буду жаловаться на вас.

— А вот это всегда пожалуйста! В письменной форме. Устно они и слушать не станут.

Я вышел из палатки. Кадет подхватил меня.

— Не надо меня обнимать — не девушка. Обнимать надо тех красавиц, что внутри. Что-то я заблудился, где мои вещи?

Добрёл до стены, с помощью Миши, оделся. Хорошо, что все мои вещи расстёгивались полностью. Как бы я через голову одевал гимнастёрку? Кадет успел даже кровь застирать. Только всё мокрое было. Потерплю, не сахар, не растаю.

— Больно, дядь Вить?

— Больно, Миша. Даже не пробуй пулю ловить грудью. И чего ты меня дядькой кличешь? Племянничек выискался. Пошли Тараса искать.

— А чего его искать — вот он — в овраге расположился. Там безопаснее, говорит.

— Правильно говорит. Сколько раз вам говорить — самому сдохнуть — не велико умение. Врага надо заставить помирать — вот искусство.

— Сам-то помни об этом. Я только до Мельника добрался — гляжу — в атаку старшина пошёл. Один на весь мотоциклетный батальон. А нас- пулемётом от тебя отрезали. Пока «лешие» пулемёт подавили, пока нашли тебя. Чуть не опоздали.

— Так вы, опоздуны. Один — в доме окопался — выручай его, эти «чуть не опоздали». Ладно, Миш, не серчай на старого, больного Медведя. Ворчун я просто. В том, что я ранен — один я и виноват. На рожон полез — вот и огрёб. А тебя пытаюсь предусмотрительности научить. А, Тарас! Сколько лет, сколько зим! Помоги спуститься в твою берлогу инвалиду штурма безымянного полустанка! Рассказывай! Это позже. Как там дела у Ё-комбата на мостах?

— А вот ротный и расскажет. Товарищ капитан, вы оттуда?

— Ага. Тарас, чайку бы. Да живнуть чего. Где кухни потерял?

— Нигде не терял. Всё готово, хоть сейчас роту кормить можно. Они ещё на марше печи затопили.

— Погоди, Тарас, не тарахти. Что там?

— Огребли мы по самое не балуйся!

Оказалось, что неожиданной атакой на рассвете удалось застать немца у мостов врасплох, так же как и здесь. За несколько минут очистили от врага его окопы, захватили мост, но удержать не смогли. Попали под плотный огонь зениток, пулемётов и миномётов. А потом и немецкие танки подошли. Комбат решил, что это подошли основные силы немецкой танковой дивизии. Группы, перебежавшие мост, понесли наибольшие потери, оказались отрезанными плотным огнём на том берегу. Надо было их вытаскивать. Пока развернули захваченные пушки, отогнали танки, один при этом сожгли, подавили зенитки и пулемёты, эти группы постоянно находились под перекрёстным огнём. Когда огонь врага ослаб, бойцы поднялись на прорыв через мост. Дошли немногие. Хорошо хоть мосты сжечь успели, закидав их бутылками с горючей смесью.

— Наказал нас немец за наглость.

— Это да. Но, этой же наглостью мы малой кровью их батальон уничтожили и за реку их вышвырнули. Нормально.

— Жаль, что сапёры поздно подошли — не успели заложить взрывчатку для подрыва быков остальных секций железнодорожного моста. Его они быстро восстановят. К завтрашнему утру. А автомобильный мост сожгли дотла. Одни головешки из воды торчат.

— По берегу закрепились или отошли?

— Боевое охранение окопалось по берегу и заняло немецкие окопы, наш батальон и батальон Свиридова отошли в глубину метров на шестьсот. Окапываются. Мою роту комбат вывел в резерв и приказал готовить посёлок к круговой обороне.

— Понятно.

— О, молодец Кадет! Что — то я голодный! — ротный стал жадно есть из котелка, принесённого Кадетом.

— Пушки увели от моста? — спросил я его.

Санёк закивал головой, сморщился от боли в шее.

— Три годные, одна — нет, как оказалось, — сказал он с набитым ртом.

Я тоже стал есть. Молчали, только ложки стучали по котелкам. Когда всё поели, я закурил.

— А, знаешь, Александр Тимофеевич, это даже хорошо, что мост не взорвали, — сказал я, выпустив струю дыма.

Он сел резко, наклонился ко мне:

— Это как? Что ж хорошего?

— По пути сюда немец форсировал множество рек и без мостов. И не такие, как эта. Один Днепр чего стоит. Под огнём форсировали. Отсутствие моста их не остановит. Задержит — да, задержит. На сутки. Двое, если понтонные парки отстали. У них ведь хорошо развиты переправочные средства и большой навык в этом. Блин, как объяснить? Как объяснить, если сам едва понимаю. Ладно, давай спрогнозируем, как говорила моя жена…