— Ты же не женат.

— Да? Надо же. Ладно, дело не в этом. Представь — мост мы взорвали. И немцу становиться не принципиально — где переправлять передовые ударные кулаки — здесь, выше течением или ниже. Разведку они переправят везде. Захватят плацдармы, нащупают дырку в нашей обороне. Через двое суток от сегодняшнего утра там переправляется батальон танков и полк мотопехоты. И идёт громить наши тылы. Мы сами уйдём и будем принимать бой с марша. Или нас уничтожат ударом с двух-трёх сторон здесь. Мост они потом спокойно и строят.

— Не радостная картина.

— Точно. А теперь то, что есть. «Лешие» редкими, но меткими выстрелами не столько срывают ремонт моста, сколько его тормозят. Переправившаяся на плавсредствах пехота противника легко выбивает наше боевое охранение и захватывает плацдарм. Но, продвинуться мы им не дадим. Нельзя дать. Запереть их на пятачке плацдарма, но создать вид, что нам это очень трудно. Что они о нас знают, что увидели? До полка очень наглой пехоты, умеющей хорошо бегать. Из тяжёлого оружия — то, что у них захватили, ну и батарея ещё сверху, может быть. Для них это — плюнуть и растереть. Надо заманить их танки сюда, за мост. И устроить им сюрприз в виде полноценного противотанкового дивизиона и десятков противотанковых ружей. А, оборзевшая пехота с гранатами! То есть я и вы. Но, аккуратно. У них не должно возникнуть соблазна в ближайшие сутки искать другую переправу. Заманить их на наше поле боя и дать его на наших условиях.

— Но, потом они станут искать.

— Может быть. Сутки — ремонт моста, сутки — бой, с потерей пока неизвестного количества танков, ещё сутки — поиск переправы, сутки переправа. Мы — в двухкратном плюсе. И время выиграли и танки их побили. А без танков они побеждать не умеют, поверь мне. Надо сейчас закрепляться. У нас сутки. Чем крепче в землю зароемся — тем дольше проживём.

— Надо эту мысль комбату донести.

— Донеси.

— А ты?

— Скажи, что сам придумал. Шел, шел, споткнулся, головой ударился и придумал. А мне не положено думать. Ты у нас капитан или я? Моя работа — под танки гранаты кидать. С автоматом бегать. Это моё. Иди же, Степанов, время идёт. Пострадай для общего блага. Пусть Ё-комбат пригласит немецкого генерала на наш ринг. А уж мы ринг будем готовить. Что рты пораскрывали? Лопайте быстрее! Нам надо много-много копать. И быстро. К утру тут должна быть «линия Сталина». Цигель, цигель, ай — люлю!

Во-от! Все роют, как кроты, а я не могу — я раненный (и пьяный). Хожу, командую, «рулю». Не зря. Отловил группу бойцов во главе со старшим сержантом. В руках — пилы, топоры. Оказалось — в лес, деревья на перекрытия валить.

— Не понял я тебя, старший сержант. Сержанту голова для чего дадена? Кашу в неё есть и каску таскать? Вон же ветка чугунки. Тебе готовые перекрытия и скрепление. Рельсами яму перекрой, шпалами перпендикулярно, костылями пришей — землянка или огневая точка готовы. Путь всё равно повредить надо, чтобы немец им долго не смог пользоваться. Понял? С тебя махра за науку.

Взялся помогать, так до конца. Пошли искать путевой инструмент. А у сарая путейцев — скучающий часовой.

— Кого караулишь, пехота?

— Пленных, мать их растак! И не сменяют. Все пообедали, а я всё стою.

— Открывай, нам инструмент нужен.

— Так он с другой стороны, со стороны пути. Здесь помещение для отогрева путейское.

Сержанта с бойцами послал за инструментом, сам остался.

— И много их там?

— Дюжины три.

— Ни фига! Богатый улов. Ну, ты ещё покарауль, а я сейчас что-нибудь придумаю. Мои ребята пашут, а эти «сверхчеловеки» прохлаждаются? Не пойдёт!

Заставить их работать на благо нашего батальона — идея соблазнительная, но их же охранять нужно. А охранники — копают. Отрывать их — тоже на тоже. Медсанбат!

Легкораненые сидели на кирпичах, курили, гутарили в ожидании транспорта. Угостил их куревом.

— Ну, что, сачки? Кончилась для вас война?

— И когда же она кончиться?

— Есть желание ещё послужить на благо Родины?

— С удовольствием бы. Так не пустили врачи в строй.

— А в строй и не надо. Там пленные сидят, скучают бедняги от безделья. Их хотел заставить работать, так чтобы хребты затрещали, но боюсь разбегутся. И в охрану им приставить некого — все позиции готовят. Вот, думаю — я копать не годный, прогнали меня ребята, а вот немца покараулить — в самый раз. Я его одной рукой пристрелю. Есть добровольцы помочь мне?

Нашлись. Отобрал дюжину ходячих.

— Вас хоть кормили?

Так и знал — не успели. Повёл к Тарасенко. Пока мой «комендантский взвод» питался, инструктировал старшину.

— Тарас, там ещё есть легкораненные. Наши и из дивизии. Голодные.

— Как я паёк спишу?

— Так не за просто так. Пусть трофеи собирают. А не ходячих, сидячих поставь на снаряжение лент пулемётных. Из немецких винтовок пусть патроны достают. Нашим пушкарям выдай трофейные пистолеты и автоматы вместо винтовок. Там сориентируйся по сколько на расчет, в зависимости от трофеев. И своей тыловой команде раздай пистолеты и автоматы. С ними удобнее, чем с винтарями. Если хватит автоматов — шоферам выдай. Пулемёты все — в роты. Винтовки пусть сдадут, а то побросают где попало. Их, вместе с трофейными карабинами, сдашь заму по тылу батальона. Я с ним переговорю — в тыл отправит, на формирование частей. Эта мысль ясна?

— Шошь тут не ясного? И своих отправлю, как освободятся. Трофеи — дело серьёзное. Технику тоже брать?

— Конечно! Не вечно же на кобылах-то промышлять. Бензин, соляру, керосин, моторные масла — собрать. Вот, только вспомнил! Фляги у немцев неплохие, а у нас, у половины — стеклянные. Обменяй. Их горючей смесью наполним — танки жечь будем, всё больше пользы. Что-то ещё хотел сказать.

— Иди уж, Виктор Иванович, не дети малые, разберёмся. Тут и Школеров меня инструктировал, и ты, сейчас ещё Степанов подвалить, цэу давать будет. Вспомнишь — скажешь.