Увидев меня, она встрепенулась.

— Алексей, вы нас не так поняли, это была репетиция, — сказала она и поднялась мне навстречу.

— Хоть мне и нет никакого до этого дела, — ответил я, отстраняясь, — я сразу почувствовал в увиденном театр, потому, как у женщины вашего возраста в жизни уже не может быть подобных сцен.

Стелла Иосифовна вспыхнула. Я, должно быть, тоже покраснел, оттого, вероятно, что сказал мерзость. Ох уж эта мне вшивая интеллигентская реакция на собственную подлость! Даже унизить никого толком не могу, не почувствовав запоздалое, уже никчёмное раскаяние. Захотелось извиниться.

— Тогда заключим сделку, — моя собеседница снова села, — вы будите молчать про то, что видели сегодня утром, а я — вот об этом…

Она резко подняла правую руку с вытянутым указательным пальцем, который устремился точно в пластырь, скрывавший мою рассечённую бровь (тут я вспомнил, что не сходил сегодня к Беляеву на перевязку).

— …мне подобная слава, разумеется, не повредит, а вот вам…

Стелла Иосифовна так выразительно прищурила глаза и сдвинула брови, что вкупе с вытянутым пальцем стала похожа на злую волшебницу из какого-то старого мультика.

— Идёт, — ответил я, не раздумывая, — а то ещё превратите меня в тыкву.

Стелла Иосифовна опустила руку. Брови её вернулись на место и глаза обрели обычные очертания и размер. Краска сошла с её лица, оно разгладилось и стало на удивление спокойным и уверенным.

— Алексей, а вы не хотите извиниться? — вдруг спросила она и снова встала.

— За что, простите?

— Вы сказали гадость про мой возраст.

— Ах да, извините ради бога. Но тогда и вам не плохо бы извиниться за то, что разбили мне бровь дыроколом, Стелла Иосифовна. Могли, ненароком и в глаз…

Тут Стелла Иосифовна повела себя несколько странно. Она сделала уверенный шаг в мою сторону, и на её лице заиграла непонятного сорта улыбка.

— Тогда поцелуемся в знак взаимного прощения, — и, положив свои руки мне на предплечья, она приложилась щекой к моей щеке. Я почувствовал мягкое касание и многоярусную смесь женских запахов.

Дверь на кафедру открылась, и я увидел знакомый лик с огромной чёлкой. В правом глазу была надежда, которая через мгновение сменилась ужасом.

— Закройте дверь, Жиров. Мы репетируем! — отрезал я.

Теперь мы со Стеллой почти дружим. Мне доверяют некоторые кафедральные секреты и сплетни (обычно времён олимпиады в Лейк-Плэсиде), и регулярно после вечерних занятий поят чаем с кексами, разумеется, в обществе Матвея Матвеевича.

Всё-таки, странный народ, женщины. Заслужить их расположение порой невозможно без какой-либо конфликтной ситуации, а уж привязанность без негодяйства с мужской стороны, по-моему, невозможна в принципе. Кому расскажи, что примирение с одной мадам у меня случилось после того, как она залепила мне в глаз дыроколом, а я застукал её с пылким геронтофилом!

Сегодня как раз такой вечер. На кафедре никого. Мы со Стеллой Юзефовной опустошаем по второй кружке какого-то вонючего цветочного чая. Матвей Матвеевич на хозяйстве.

Теперь эти люди видятся мне совсем по-другому. «Они ведь самые обычные старики, — думаю я, — возможно бездетные, или просто покинутые своими отпрысками, застрявшие на небольшом острове старого мира — кафедре сопротивления материалов провинциального ВУЗа». Теперь мне их даже немного жаль.

Матвей Матвеевич возвращается на своё место. Он ставит на стол вазочку с лимонными дольками в сахаре, от вида которых мне вспоминается навсегда ушедшее советское детство.

— А что это вообще за заведение, НИИгеомаш? — просто, из любопытства спрашиваю я моих партнёров по чаю.

Матвей Матвеевич и Стелла Иосифовна многозначительно переглядываются.

— За такие вопросы лет, эдак, двадцать назад вам бы, Алексей, голову быстро бы открутили, — говорит Матвей Матвеевич.

— Неужели всё так серьёзно? Я, вообще-то, надеялся там провести натурные эксперименты. Для диссертации…

Мои собеседники опять переглядываются.

— Алексей, а кто, позвольте спросить, вас туда направил? — спрашивает Матвей Матвеевич осторожно, будто разворачивает, боясь порвать, тонкую фольгу.

— Как кто? Кафедра, — отвечаю я, уже чувствуя неладное, — в лице заведующего Красикова и Бахтеярова…

— Всё ясно! — хлопает себя ладонью по коленке Матвей Матвеевич и начинает энергично двигать челюстями.

Я удивлённо смотрю на заведующего.

— Матвей Матвеевич хочет сказать, — ласково начинает Стелла Иосифовна, — что господа Красиков и Бахтеяров, мягко говоря, желая вам наихудшего, спровадили сюда, с глаз долой — из сердца вон, прекрасно зная, что НИИгеомаш в настоящее время представляет собой огромный пустой барак за забором. Нет больше НИИгеомаша, Алексей.