пошла на благо страны и прогрессивных слоев народа, а не создала бы анархии. Поскольку настоящая власть, то

есть Временное правительство, за наступление, за Дарданеллы, за оборону страны, за великую славянскую

державу, поскольку оно целиком воспринимает наши лозунги, мы поддерживаем Временное правительство,

разумеется, до поры до времени, потому что нам, истиннорусским, даже буржуазная республика не нужна.

Поскольку в советах есть и за и против, мы поддержим определенную сторону. Пока мы не создадим

перелома в настроениях бойцов, можно итти даже на обещания. Там видно будет, что можно выполнить, а что

можно забыть. Но наряду с этим нужно нам влиять на говорунов из Временного правительства. Требовать

введения сызнова смертной казни. Без этого не обойтись. Наши ближайшие задачи этим в основном

исчерпываются. Таковы директивы ЦП партии. Практически же нужно немедленно перестроить фронт,

ненадежные части заслать в Персию и повести усиленное наступление. Нам нужна армия дисциплинированная,

как встарь, нужно организовать в стальной кулак офицерство, и революцию мы обуздаем. Теперь можно

прочитать вслух, что нам приказывает его высочество.

— Он пишет то же, что вы сказали, Ксандр Феоктистович. Я писал под его диктовку.

— Так прочитаем, господа.

— Мы уже все успели познакомиться с письмом, пока вы говорили, — хором заявили присутствующие.

— Ну, что ж. Не будем читать.

— Послушайте меня, старика, — сказал Филимонов. — Попомните мои слова. Не я буду, если в

недалеком будущем шея у революции не будет свернута направо.

— Браво, браво!

— А теперь, господа, позвольте, — продолжал Филимонов. — Позвольте заявить, что довольно умных

разговоров. У меня такая радостная новость, я так осчастливлен, — не забыли старика. Я так благодарен вам,

граф. Я просто именинник, друзья мои. Ну, кто из вас не сжалится над стариком… Не откажите, Ксандр

Феоктистович, не сердитесь. Господа, я забираю вас всех и вас, полковник, вместе с чадами, домочадцами и с

супругой вашей. Едемте в ресторан.

— Лучше бы без супруги, — заявил Преображенский.

— Что, что ты сказал? — послышался женский голос из-за дверей. — Так-то ты, милый муженек,

заботишься о своей женушке.

Вошла Тамара Антоновна. Преображенский покраснел.

— Прости, душенька. Но ты ведь жаловалась на мигрень.

— Ничего, это прошло. Дома же я одна не останусь.

— Мадам… Тамара Антоновна, сделайте мне старику честь, не откажите, прошу.

— Ах вы милый, милый полковник. В вас так много юности и задора…

— Ах, что вы!

— Могу разве я отказаться! А вы поручик, Сергеев, с нами, надеюсь?

Сергеев в ответ щелкнул шпорами.

— Минуточку, господа, сейчас вызову автомобили, — сказал Преображенский.

— Упьемся шампанским. Все-таки странно: производства нет, а шампанское везде есть.

— А если не будет?

— Достанем, знаю, где достать. Его было вдоволь при его величестве, и про запас осталось много. Но,

поверьте, при настоящей свободе скоро и воды не достанем.

*

В одиннадцатом часу ночи Сергеев вернулся к себе. Он бы пьян и сильно хотел спать.

Компания полковника Филимонова сильно навеселе из ресторана отправилась на квартиру

Преображенских, как выразился полковник, “дать заключительный аккорд”.

Сергеев воспользовался этим моментом и незаметно улизнул к себе.

Не зажигая света и не раздеваясь, он прилег на диване. В голове его шумело, и казалось ему, что диван,

вместе с его усталым телом, то падал куда-то в бездонную пропасть, то легко и плавно вздымался по спирали

ввысь.

Гостиница еще не спала. Разные звуки — и человеческая речь, и пение, и стуки, и звонки —

просачивались в номер. А за стеной у соседа, полкового интенданта, как видно, шел кутеж. Слышались звуки

хорового пения, звон бьющегося стекла и раскатистый, басовитый голос самого интенданта.

Сергеев начал дремать.

Вдруг послышался нерешительный стук в дверь его номера. Сергеев быстро вскочил с дивана, повернул

выключатель и сказал:

— Войдите.

В комнату торопливо вбежала Тамара Антоновна. Полные щеки ее горели двумя алыми розами.