Шрифт:
16 февраля 1335 г. князь Иван Данилович приехал в Новгород. Уже самое его появление на берегах Волхова заставило уехать оттуда литовского князя Наримонта-Глеба Гедиминовича. Впрочем, он оставил в новгородских пригородах своих наместников, которых Калита не тронул. Желая основательно рассорить Новгород со Псковом, князь Иван стал уговаривать новгородцев предпринять вместе с ним и со всей «низовской» силой новый поход на Псков. Основанием для войны, как и в 1329 году, было пребывание во Пскове Александра Тверского. При этом князь Иван ссылался на ханский приказ и на угрозу татарского нашествия в случае его неисполнения. Однако новгородские бояре отказались воевать со Псковом.
Они строили и укрепляли свои и так неприступные каменные стены и замки, прекрасно понимая, что никакой Узбек на них не пойдёт: рубиться с важнейшим торговым партнёром – ему это надо? Весной 1335 г. архиепископ Василий продолжил строительство новгородских каменных стен. На сей раз он решил укрепить правобережную сторону. Согласно летописи, князь Иван был свидетелем этого события [479]. С грустью смотрел князь Иван на закладку еще одного пояса новгородских каменных стен: у себя в Москве он имел лишь деревянный Кремль…
Вернувшись в Москву, князь Иван стал забывать осадок, оставшийся после новгородской поездки. Но судьба уже готовила ему новые испытания. 3 июля 1335 г. вновь запылала Москва – всего через три года после пожара 1332 г. Хуже пожара была весть, прилетевшая из Пскова. Князь Александр Тверской отправил в Орду своего старшего сына Федора. Тот должен был от имени отца просить хана Узбека о прощении. Многое, если не все, зависело от позиции Новгорода. Он в это время был богат как никогда прежде. Больше всех городов Руси здесь строились новые каменные церкви. Калита подозревал, что поездка Федора Александровича в Орду оплачена не только псковским золотом. В Новгороде существовала сильная боярская партия, тянувшаяся к Литве и Александру Тверскому. Однако основная часть новгородского боярства была настроена на сотрудничество с великим князем Владимирским. К тому же новгородцы слишком хорошо помнили о своих кровавых счетах с Михаилом Тверским и его старшим сыном Дмитрием.
И всё же поездка Федора Тверского в Орду прошла успешно и стала началом возвращения его отца на общерусскую политическую арену [480].
Говорит Никоновская летопись: «Того же лета (1336) князь велики Александр Михаиловичь Тверьский начя тужити и скорбети, живя во Пскове: «Аще прииму смерть зде, что убо ми будет и детем моим? дети мои лишени будут княжениа своего» [481]. Ведь в Пскове – большом и сильном, и богатом, и каменном, он был только «на зарплате». А в маленькой и деревянной Твери – наследным князем.
Между тем князь Иван хорошо понимал, что только деньгами он может остановить восхождение Александра Тверского.
В 1337 году он послал войско «на Двину за Волок» – во владения новгородцев, откуда шел основной доход пушного промысла. При этом он вновь нарушил присягу. Но такие вещи не проходят безнаказанно. И если верить новгородскому летописцу, московские воины на Двине «крестной силою посрамлены быша и ранены».
Но и сквозь оптимизм московских летописей угадывается слабый успех двинской экспедиции. Испортив отношения с Новгородом, потерпев военное поражение, Иван не получил добычи, столь необходимой ему для противодействия успехам Александра Тверского в Орде.
Другой неприятностью для новгородцев стало нападение шведов. В 1337 году нападению подвергся город Корела на западном берегу Ладожского озера. В ответ «молодцы новгородскеи с воеводами» совершили набег на финские области, находившиеся под контролем шведов. Рейд завершился удачно: «И много попустошиша земли их и приидоша в здравии с полоном» [482].
Шведы предприняли в 1338 году ответный удар. Они вторглись в Водскую землю, но были отбиты отрядом, вышедшим навстречу им из Копорья. После этого шведы начали мирные переговоры. Зимой 1338/39 г. из Выборга прибыли уполномоченные воеводы Петрика. Объявив конфликт результатом самоуправства местных начальников, они заключили мир с Новгородом, подтвердив условия Ореховецкого договора 1323 г.
Все эти события показали новгородцам, что Литва не собирается помогать им в борьбе со шведами. Князь Наримонт-Глеб, приглашенный в 1333 году именно для управления пограничными Ладогой, Корелой, Орешком и Копорьем, отсиживался в Литве. Вероятно, он имел указания от Гедимина, не желавшего портить отношения со Швецией. Для Литвы хватало проблем от Ордена. В конце концов многие в Новгороде стали поговаривать о необходимости более прочного союза с Калитой. Если немцы по поводу водных путей в Азию успокоились и у них возобладала позиция Ганзы, то шведы считали себя обделёнными и Русью, и Германией, поэтому они продолжали атаковать невские и ладожские позиции Новгорода, надеясь урвать своё.
Позиция Тевтонского ордена в ХIII – ХIV веках (по немецким авторам)
К северу от Пруссии, на восточных берегах Балтийского моря, ко времени появления в Пруссии рыцарей Ордена в 1226 году, уже три десятилетия велись Крестовые походы. Со временем крестоносцы в Ливонии вместо вооруженной борьбы с язычниками начали другую войну, временами наступательную, временами оборонительную – войну с православием. Этот конфликт хорошо иллюстрирует пути, на которых отдельные личности или группы могут преследовать множество целей разом, иногда подчиняя одну цель другой либо вообще отказываться от старой политики в пользу новых устремлений [483].