— Они, кормилец, сами себя обманывают, проклятущие. Ходют, окаянные, просют. Даю кое-чего, абы не во вред.

— Откуда же ты знаешь, что вредно, что нет? Что ты понимаешь в травах? Где ты этому делу училась?

— Насчет трав, кормилец, не скажи. Травы я знаю. А ежели в чем сумлеваюсь, я Павше на пробу даю. Ежели его не схватит, я людям даю.

— Ну, попомни умрет кто от твоих трав, шагать тебе по Владимирке.

— А ведь эти дуры бабы чего делают, — рассмеялась бабка Они к фершалице, к Настасье Филипповне, за порошками идут, и ко мне за снадобьем. Смешают и пьют. Поди разберись, от кого смерть: от меня ай от фершалицыных порошков.

— Вот как ты заговорила… Ну, смотри!..

— И то, батюшка, осматриваюсь.

— Вот я расскажу земскому про твое знахарство…

— А он сам у меня пользуется, Микита-то Модестович. Чего-то душой занедужил. Мужики, слышь, супротив него встали Доктора не понимают, а я пользую.

— Почему у тебя череп на столе? — строго спросил Викентий. — Ты знаешь, чем это пахнет?

Фетинья заголосила. Павша захныкал.

— Павша это, — причитала Фетинья. — Павша, дурак, нашел на погосте череп, в дом притащил. Без ума он, без понятиев.

— Я вот тебе дам «без ума-понятиев». А свечу черную тоже он притащил и перед иконой поставил?

— А свечу, касатик ты наш, прохожий монах забыл. Мне какую свечку ни жечь, абы свет был.

Викентий притушил черную свечу.

— Ох, хитра ты, бабка!..

— И то, есть это во мне. — Фетинья смиренно передернула коротким носом. — А и в ком хитрости нету, батюшка?

— Ты в бога-то веруешь ли?

— Батюшка, ай я нехристь, ай у меня хрестьянского имени нету? — ужаснулась старуха.

— Ахх-ха! — загрохотал Павша. — Травка-муравка, серая кобылка, господи сусе, богородице, помилуй нас…

— Замолчи! — прикрикнула на него Фетинья.

— Ну, вот что, бабка. Тебе в губернию придется ехать.

— В губернию? — ахнула бабка. — Ай в тюрьму меня закатать хочешь, безвинную?

— Перестань! Вот тебе десятка. Поедешь в Тамбов, явишься на архиерейское подворье, к архиерею, поняла?

— Поняла, поняла. Оссподи, да за что же меня к архиерею-то?

— Слушай. Скажешь там, что вызвана владыкой. Он болен, животом мучается. Доктора не вылечили, хочет знахарку попробовать. — Викентий усмехнулся. — Я ему о тебе сказал, и вот десятка от него — тебе на дорогу.

— Оссподи, свет ты наш… Ввек не забуду! Уж кого-кого, а тебя от любой беды-немочи спасу. Дай ручку поцеловать, милостивец. Я его враз вылечу, владыку-то. В таком деле надо в живот кислое вогнать, аль кислое из него убрать. Павша, дурак, кланяйся милостивцу.

Фетинья, изловчившись, поймала и облобызала руку Викентия. Павша, сидя на полу, безумно хохотал.

Этот день был началом блистательной карьеры бабки Фетиньи.

Возвышение ее, о котором ни Викентий, рекомендуя бабку преосвященному Георгию, ни сам владыка, ни тем более бабка не помышляли, произошло при следующих, почти невероятных обстоятельствах: Фетинья вылечила архиерея травами и ей одной известными настойками.

Владыка рассказывал об искусстве Фетиньи направо и налево.

Известная тамбовская барыня, статс-дама Нарышкина, в очередном письме своему давнему приятелю Константину Петровичу Победоносцеву упомянула о бабке, обладавшей чудесным даром лечения старинными народными средствами. Победоносцев, зная, что его бывший воспитанник, а ныне император Николай, мучается головными болями от удара шашкой, полученного в Японии, насторожился. Профессора не помогали царю: быть может, поможет народный лекарь? Он написал тамбовскому архиерею, требуя точных сведений. Архиерей дал Фетинье отличную рекомендацию.

Вслед за тем в Тамбов прибыло спешное распоряжение: тамбовскому архиерею прибыть незамедлительно в Петербург вместе с бабкой.

Когда Фетинья узнала, куда она вознеслась, ее чуть не хватил кондрашка. Она побежала к Луке Лукичу (были у них какие-то дела в молодости). Лука Лукич сказал, что думать тут нечего, ехать надо, и заставил бабку дать перед иконой клятву, что, если в самом деле Фетинья достигнет царских палат, она упросит государя принять и выслушать Луку Лукича.

— Я вслед за тобой поеду к Питер, — сказал Лука Лукич. — Ты разыщи меня на постоялом дворе. — Он подробно рассказал Фетинье, где она сможет найти его в столице. — Ежели миру поможешь, за нами дело не станет, понятно?