— Пэрис?

Он кивнул. Париж…

Отдавая должное ему, как парижанину, дама закатила глаза. На ней был парик, зелёный пояс, чёрные трусы, серебристые чулки, туфли с перепонками, которые врезались. Специальный лифчик выпячивал наружу груди, между ними поблёскивал крестик. Вопрос дистанции, возможно, но казалось, что в других витринах они намного привлекательней. Навстречу Люсьену она встала, сняла огромные трусы и положила их на столик, где на пластиковой поверхности была ещё банка растворимого кофе, початый пакет сахара, чашка с торчащей ложкой, два сцепленных йогурта и красное яблоко. Отвалилась и с улыбкой раскрыла ноги. В этих туфлях она по Амстердаму не ходила, каблуки, как из магазина. Схватившись за резинку своих трусов, снова надетых после душа, Люсьен стоял столбом и признаков готовности при этом не выказывал.

— Буар келке шоз? [65] Виски?

— Но мерси… — Он повернулся. — Где гондоны?

— В куртке у тебя.

Отрабатывая деньги, она развернулась всей массой молочной плоти к визионеру. Чтобы лучше было видно, взялась наманикюренными пальцами. Маленький бесцветный цветок пизды, но под ним анус, вид которого бросил Алексея в дрожь. Это было разрушено непоправимо и бугрилось, как асфальт, развороченный корнями. Заглядывая в проём своих же ног, издалека она подмигнула: «Хэлп уорсэлф!». [66]

— Сори, бат… [67]

Уже одетый, всунулся Люсьен:

— On fout le camp! [68]

Алексея как катапультировало.

Зеваки за дверью шарахнулись в стороны.

Они вырвались к каналу.

— Кошмар! Ты жопу её видел?

— Профессиональный, — выдохнул Алексей… — Профессиональный травматизм. Мог бы выбрать помоложе.

— Я что, специалист? Я человек женатый, любовь не покупаю. Нет, но сто гульденов…

— Цена познания. Забудь.

— Могли бы в ресторан сходить. Это на наши франки сколько?

Справа в подворотне был фастфуд.

В глубине под сводами они взяли по кофе и хот-догу.

В стойку, которая шла вдоль каменной стены, были вделаны мини-телевизоры — экранчиками вверх. Рядом с каждым пара наушников. Они влезли на табуреты.

По ТВ давали сюжет на тему библейской зоофилии — Змей с женщиной. Под развесистым деревом она ласкала толстые кольца, которыми Змей обвил её, как ствол, используя для познания добра и зла конец хвоста. Он заглянул к Люсьену — тот же Змей. Рядом с картонным стаканчиком кофе, закрытым пластиковой крышкой. Изображение оставляло желать, но Люсьена загипнотизировало. В руке он держал ненадкушенный хот-дог. Алексей надел наушники — женщина говорила по-голландски. Язык был полон страсти и согласных. Он надел наушники на мокрую после душа голову Люсьена, который стал смеяться так, что абориген за стойкой поднял голову. Вдруг Люсьен сорвал наушники и спрыгнул с табурета, роняя его с грохотом.

— Настоящий, думаешь?

— Похоже.

— Анаконда?

— Или какой-нибудь питон.

— Питон?

Хот-дог его ещё завёрнут был в салфетку. Он швырнул его в канал, разбив неоновое отражение. Из полуподвальных секс-шопов рвалась наружу музыка, мелькали лица очень чёрных амстердамцев, блестящих от пота, озабоченных, недобрых…

— Такое чувство, что нас сейчас зарежут. Нет, серьёзно?

— Комплекс вины.

— Ты думаешь? Но только не перед Бернадетт…

Они перешли мост и зашагали вдоль канала в обратную сторону.

— Нет, — сказал Люсьен. — Наверное, мне хватит Амстердама.

— А женщины?

— Наверное, мне нужны другие.

— Как насчёт этой?

На железном крыльце, как на помосте, стояла пожилая дама в блестящей чёрной коже. Расставив ног в шнурованных сапогах. Хлыст — поперёк бёдер. С тыла её подсвечивало из приоткрытой двери заведения, где на кирпичной стене висели плети, цепи, кандалы.

— А что… Забыть про Триест?

Хлыст искусительно прищёлкнул по ладони полуперчатки.

Он сделал шаг назад.

— Maman мою напоминает. Нет, после этого мне останется только в канал. Вниз головой.

Ни перил, ни парапета — они шли по самому краю. Над маслянистой рябью сомнительных огней квартала, который если чем и жуток, так этой своей мёртвой водой.

На мосту среди толпы очаг возбуждения. Они огибали группу, когда Алексея вдруг схватили за руку:

— French? [69]

Ирокез — брошенный ими в Бельгии. Безумные глаза и бритый череп. К ним повернулись лица из чугуна. Из нагрудного кармана ирокеза выпрыгнул обтянутый резинкой свёрток денег — так резко Алексей рванулся прочь. Туристы разбежались, а банда загрохотала за ними по мостовой, взывая:

— Kill the frogs! [70]

Люсьен остановил машину.

— Фу-у…

Луна сверкала в канале, по прямой пересекавшем луга. Справа на поляне чернел уснувший фермерский дом, а прямо перед ними было нечто вроде леса. Переехав дощатый мост, они свернули в мокрые кусты.

— Роса, — сказал Алексей. — В Париже нет.

— Разве?

— А ты не замечал?

Место казалось укромным, но не успели они решить насчёт ночёвки, как с двух сторон в машину ударил свет фонарей.