— Москвой ты меня не пугай! У меня полномочия!

Как впервые увидев, Комиссаров смотрел на дамские сапоги, развалившие по полу голенища. Дефицитные. Типа «садо».

— Слышишь, чего говорю? Мне положено знать!

Исподтишка переводчик задергивал «зиппер» на джинсах.

Комиссаров поднял голову:

— Почему я не в курсе?..

— Потому что тебе не положено. Соображаешь?

— Так, значит?

— Так.

— Тогда ладно… Давай.

— Не смотреть на меня! — приказала Рублева.

Они отвернулись.

Уже в своем длинном пальто а ля Бронсон переводчик прыскал в рот ингалятором.

— Это что?

— От ангины.

— Дай. А то во рту, словно кошки…

Освежившись, Комиссаров предложил Александру, который мотнул головой. Но взял чуингам, предложенный гидом и переводчиком с русского.

За спиной сапоги, заевшие было на икрах, застегнулись.

Вчетвером они вышли.

Работая челюстями, спустились в фойе.

Навстречу без улыбки поднялся человек. Оправил плащ и с акцентом сказал:

— Инструктор Кишш. Два «ш» на конце. Из полиции.

Рублева подумала вслух:

— Тайной?

— Народной. Прошу вас, товарищи!

Его «Жигули» въехали под самый портал.

Вывеску погасили, было уже светло. За колоннадой на стоянке блистал отсутствием красавец «Мерседес». Вместе со слюной Александр едва не проглотил свой чуингам. Угнали?

— Что-то я не въезжаю, — сказала женщина с полномочиями. Сев ей на колени, Александр захлопнул с третьего раза. Рублева обхватила его спереди:

— Я буду тебя держать!

Инструктор — два «ш» на конце — оглянулся:

— Все пристегнулись?

Машина рванула с места.

Лицо обгорело так, что Александр опознал не сразу. Энтузиасту русского ёба, который оказался не эмиром и не шейхом, а гастарбайтером в Германии и югославским гражданином, выжгло усы и глаза. В отличие от своего партнера Мамаева была как живая, только с растерзанным горлом — жутко расцарапанным. Кулаки с обрывками цепочки и крестика прижаты к груди. Голова запрокинута, рот открыт, зубы белы и целы. В глазах ужас, а брови аккуратно выщипаны.

— Ваша?

Комиссаров нагнул голову.

Поржавелая «молния» на блискучем пластике мешка заедала. Это был длинный мешок вроде туристского «спальника». Только черный, и Мамаеву застегнули в него с головой и вдвинули на носилках в пикап скорой помощи. Сигнальный на ней маячок бессмысленно вспыхивал на солнце, которое уже довольно высоко взошло над местом дорожно-транспортного происшествия из категории «опрокидывание». Ободрав до белизны ствол абрикосового дерева, осыпав лепестки, красавец «Мерседес» вылетел за обочину, снизу доверху распахал весь склон, прорвался, повалив столбы, через колючую проволоку и сгорел в чистом поле кверху брюхом. Сейчас там работала оперативная группа.

Покрышки еще чадили.

Дверцы за парой в черных мешках захлопнулись. Оттолкнув переводчика, Рублева зажала лицо, сделала несколько слепых шагов по асфальту и прислонилась к «Жигулям». Александр сглатывал, болезненно ощущая кадык. Комиссаров оттянул узел галстука и отстегнул под ним пуговку. Вернулся судебно-медицинский эксперт, раздал картонные стаканчики и по очереди наполнил из широкогорлого термоса. Кофе. Александр с наслаждением обжегся.

— По-разному выглядят, — сказал Комиссаров.

— Ее не было рядом с ним.

— Где же она была?

Держа стаканчик двумя пальцами, инструктор Кишш отхлебнул.

— В багажнике. Завернутая в ковер.

— Мертвая?

Инструктор покачал головой.

— Живая.

— Значит, не убийство?

— Нет.

— Абсурд тогда какой-то… Зачем в ковер живую?

— При ней, — сказал инструктор, — была крупная сумма. Тысяча долларов.

— Долларов?

— Долларов. Десять по сто.

— Так, — сказал Комиссаров. — Допустим. Ну и что?

— Не понимаете?

— Нет.

Инструктор допил кафе, отобрал у всех стаканчики, сложил, вернул эксперту и пригласил их обратно в свои «Жигули» без опознавательных знаков.

— Это недалеко, — сказал он, поворачивая ключ. Кругом зеленела равнина. Обсаженное цветущими деревьями, шоссе летело навстречу, как меч.

— Дорога номер пять, — произнес переводчик. — Трасса смерти…

Комиссаров повернулся:

— Почему?

— Гастарбайтеры со своими машинами. С Запада домой, как безумные гонят. На самых мощных. «Порши», «БМВ» или как этот. А таких дорог, как в Германии, у нас нет. И бьются они здесь, как эти… жу-у-у, — прогудел он низким голосом.