— Надыбал где-то. Даром, что ли, Промыслов.

— «Образцовый коммунистический город». А мэр — на «Мерседесе»…

— Ну, а чего? Красиво жить не запретишь, — проявил Шибаев пермиссивность. — Нет, до чего ж хорош! А нагрузился-то чего? Купец, наверное?

В заднее стекло изнутри упирался рулон ковра, а сиденье было до потолка забито какими-то картонками. Под этой тяжестью машина оседала, имея над бампером опознавательный знак «D».

— Да, коммивояжер…

— Фриц, что ли?

— Западный, — уточнил Хаустов. — Комиссаров! Разъясни своим гаврикам на тему «У советских собственная гордость». А то вон уже стекла захватали.

Комиссаров вмешался в оргию низкопоклонничества:

— Давайте, ребята, кончайте. Дети, что ли?

Прижимаясь щеками к правому переднему стеклу, ребята восторгались:

— Ну, Бундес! Двести двадцать выжимает!

— Не колеса, бля… Ракета!

— Как раз с ракетами, ребята, — сказал им Комиссаров, — перевес на вашей стороне.

Солист выплюнул жевательную резинку:

— Без демагогии нельзя?

Нахваливая технику противника, «Веселые ребята» поднялись в отель. Привратник уже первым протягивал руку ударнику.

Хаустов заметил:

— Смотри-ка, голову поднимают. Уже и в джинсы влезли, как один. Подраспустил ты группу, Комиссаров.

— Тлетворное влияние.

— Противодействуй.

— Что я могу? Один в поле не воин…

Под радужным светом люстры и в окружении «звездочек» в фойе сидел замотанный в длинный шарф небритый усач — расстегнутое черное пальто и тощая авиасумка «MALEV» на коленях. Усач поднялся начальству навстречу и сказал по-русски:

— С праздничком, товарищи! Ваш гид и переводчик отныне до конца. Шибаев растерялся:

— Как это переводчик? У нас уже есть!

— Теперь я за нее.

— А она где?

— В Будапешт отозвали.

— Кто посмел?

Переводчик развел руками.

— Не могу знать. Наверно, муж.

— Муж-обьелся-груш… А разве она замужем?

— Понятия не имею. Она не из «Ибуса». По другой линии. Практикантка что-то в этом роде.

— Ты, значит, профессионал?

— Скромность, конечно, украшает, — улыбнулся переводчик. — Но эта моя жизнь. — Дорога Номер Пять.

— Что за дорога?

— А вы не знаете? Е-5! Трасса Запад-Восток. Которая от Британских островов через Европу до самого Стамбула.

— Ишь, какой важный, — продолжал нарываться Шибаев.

— Конечно, я обслуживаю только наш отрезок. Но в бюро они меня так и называют — Человек-дороги-номер-пять.

— Ладно, Человек… Ты-то, надеюсь, не замужем?

Сверкнув глазами гневно, переводчик рассмеялся шутке начальника поезда Дружбы. После чего добавил:

— А для друзей я просто Золтан.

Праздновать начальство убывало на озеро Балатон — по приглашению советского посольства в Будапеште. На прощальный прием в шибаевскую «сюиту» пригласили всех, помимо дауна и «звездочек» до шестнадцати.

— Воздержусь, — сказал с кровати Александр. Заложив руки под голову, он изучал эротов.

— Уклоняешься? — Комиссаров выключил бритву. — К тебе что, Хаустов приставал?

— Да вроде нет.

— Кризис у него на сексуальном фронте. Сам же видишь: на грани прободения человек. К тому же и без дела застоялся. Можно понять. А в этого быка я бы и сам охотно… чем их там в Испании кончают? Бандерильями?

— Шпагой.

— Приходится считаться, тем не менее. Фигура. Имеет выход, говорят, на Самого.

— Видеть эту рожу не могу. Пить тоже.

— Что ж, ты — стрелок вольный. А мне придется. Хорошо хоть средство самозащиты есть… У кого что, а у меня желудок на этой работе полетел. А ведь в армии так гвозди мог переварить. — Комиссаров выдавил в стакан французский «жель», размешал древком красного флажка и выпил.

— Очки мне надевать? Фонарь, по-моему, прошел.

— А венгры предусмотрены?

— Наверно, будут.

— Лучше в очках. И это… рот у тебя белый.

Комиссаров вымыл губы и надел зеркальные очки.

— Так и быть, уклонист. Оставайся. Чем собираешься заняться?

Александр фыркнул.

— Онанизмом.

— Что лучше, кстати, чем искать на жопу приключений. К тому же, за кордоном. Если без изысков, конечно. В умывальник по-солдатски.

— Спасибо, патер.

— А кроме шуток?

— Я откуда знаю? Схожу орган посмотрю.

— Ты не католик, случаем?