Шрифт:
— Она совершила ошибку. Не думаю, что она ее повторит.
— Как ты можешь быть уверен в этом?
— Как я могу быть уверен, если сам не проверю?
Феофано закрыла глаза. Может быть, от слабости. Может быть, она хотела скрыть гневный блеск.
— Ты император. Поступай как хочешь.
— Конечно, — сказал Оттон. — Может быть, она будет нам полезна. В конце концов, она же королева Ломбардии.
— Королева, — согласилась Феофано. — Да, это прежде всего. Только потом она мать.
— Разве с тобой не так?
Дыхание ее стало свистящим, но лицо оставалось спокойным.
— Я твоя королева. Она принадлежит только себе.
— Тогда придется научить ее принадлежать мне. — Оттон взял руки Феофано. Вялые, они не вырывались, но и не отвечали на его прикосновение. — Моя дорогая, я знаю, что ты никогда не любила ее. Трудно испытывать к ней симпатию, не то что любить. Но она располагает властью, которой мы могли бы воспользоваться.
— Если она не воспользуется твоей.
— Ты в силах помешать этому.
Феофано открыла глаза.
— Ты слишком много хочешь от меня.
— Потому что я знаю, что ты это можешь.
Наступила пауза. Феофано сжала губы, потом лицо ее смягчилось.
— Если ты ошибаешься, ты можешь потерять все, за что боролся.
— Но если я прав, — сказал он, — я смогу получить больше, чем имел до сих пор. Она хранит ключ от Италии, как она хранила его для моего отца. Мы поступили неосмотрительно, изгнав ее.
— Или позволив ей давать этот ключ каждому, кто пожелает им воспользоваться. — Феофано вздохнула. — Нужда — страшный тиран.
— Только если позволить ей управлять тобой.
— Мудрый принц, — сказала Феофано, почти без насмешки.
Он поцеловал ее руки и осторожно отпустил их.
— Не мудрее, чем ты, моя госпожа. Со временем ты сама согласишься со мной. Стоило мне заговорить об этом, ты уже все поняла.
— Разве у меня есть выбор? — спросила она.
— Ты будешь довольна, — сказал он. — Когда-нибудь.
Она решила не спорить с ним.
25
Летняя жара продолжалась. Оттон, в безуспешных поисках прохлады, отправился со всем двором в долгое путешествие по северу Германии. Но там было едва ли не жарче, чем в Аахене.
Аспасия даже не могла сбежать во Фрауенвальд. У Феофано приближался срок родов, она располнела больше, чем когда-либо, чувствовала себя совершенно несчастной при такой жаре и совсем не желала подчиняться здравому смыслу. Она не желала подождать в каком-либо аббатстве или замке, пока родится ребенок. Она была императрицей. Она хотела путешествовать вместе со своим императором.
С Оттоном разговаривать тоже было без толку. Он хотел, чтобы она была рядом: он в ней нуждался. Он слушал Аспасию, слушал Исмаила, слушал все доводы, которые они приводили. Потом смотрел на Феофано и не помнил уже ни слова.
— Еще немного, — говорил он. — Ей до родов еще почти месяц. Через две недели мы остановимся. Мы тогда будем в Утрехте. Там и останемся, пока не родится ребенок.
— Эссен ближе, — заметила Аспасия.
— Эссен — прибежище на крайний случай. Утрехт — большой город, с хорошим дворцом. Когда мы прибудем туда, — сказал император, — мы задержимся так долго, сколько понадобится.
Аспасия удержала готовые сорваться с губ сердитые слова. Оттон улыбался, но за его улыбкой чувствовалась стальная непреклонность. Он слегка поклонился в седле, отпуская ее.
Когда двор находился в пути, Феофано ехала в самой середине. На сей раз у нее хотя бы хватило здравого смысла оставаться в носилках. Занавески были подняты, но не было ни малейшего ветерка, даже на этом открытом пространстве с редкими деревьями, болотистыми лугами и частыми речками.
Она полулежала, полусидела среди подушек и, по-видимому, чувствовала себя не хуже, чем обычно. У служанок был наготове бурдюк с водой и салфетки, которыми они ее обтирали. К ней все время обращались люди с различными мелкими просьбами. Она всегда была терпеливей и внимательней императора, особенно в мелочах.
Исмаил ехал за носилками, и вид у него был еще свирепей обычного. Он едва взглянул на Аспасию, когда она поравнялась с ним.
— Напрасные усилия, — сказал он.
— Я должна была хотя бы попытаться. — Аспасия взглянула на затылок Феофано. Он клонился и покачивался в такт движению носилок. — Он говорит, что остановится в Утрехте.
— Она не протянет так долго, — заметил Исмаил.
— Ты думаешь, я не знаю? — Аспасия чуть не кричала. Она поспешно закрыла рот. Потом добавила гораздо тише: — Может быть, она родит в Эссене.