— Когда? — свирепо спросил он.

Она подняла голову, голос был еле слышен:

— Только что. В течение этого часа.

— Дура. — Он нашел взглядом Аспасию. — Иди скажи его величеству, что надо остановиться.

— Не надо, — начала Феофано.

— Тихо, — оборвал ее Исмаил.

Это ее шокировало. Она повиновалась.

Место для стоянки было совсем неподходящим, но те, кто знал дорогу, говорили, что немного дальше можно будет расположиться достаточно удобно. Оттон приказал ускорить движение. Исмаил подчинил и его.

Наконец, добрались до прогалины, достаточно просторной, чтобы установить палатку императрицы. По приказанию Исмаила большая часть свиты отправилась дальше, чтобы добраться до замка у реки и получить у его хозяина возможную помощь. Остались Оттон, стража, пара священников и несколько женщин, которые могли быть полезны.

Исмаил, как всегда в критические моменты, был спокоен. Он стал бы отрицать, что этот момент — критический. Женщины рожают каждый день.

Но не императрицы, хотела напомнить ему Аспасия. И не в палатке среди леса, когда над головой гремит гром, а вокруг мечется взволнованный император.

— Если бы я мог хоть что-то сделать, — твердил он.

— Иди отсюда, — сказал ему Исмаил с грубоватой снисходительностью. — Молись. Поспи, если сможешь. Понадобишься — позовем.

Оттону пришлось удалиться. Исмаил вошел в палатку, вполне довольный собой. Там было только несколько женщин, все толковые и умелые. Их выбрала Аспасия.

Он даже улыбнулся.

— Мне пришло в голову, — сказал он, — что могло быть много хуже. Здесь нет никаких толп суетящихся придворных. Никакой тесноты и духоты. Есть чем дышать.

Феофано засмеялась, изумив остальных.

— Так ты простишь мне мое упрямство?

— Ну нет, — ответил Исмаил. Но он не сердился на нее. Он внимательно осмотрел ее, кивнул. — Ты справишься. Слава Богу, ты не из хрупких цветочков.

— Македонская порода, — отвечала она. — Она крепкая. Приспособлена для этого.

Это было ужасно и великолепно. Каждая женщина, рожая дитя, смотрит прямо в лицо смерти.

Аспасии, которой не суждено было самой родить живого ребенка, довелось вести со смертью долгую борьбу. Солнце медленно клонилось к западу. Наступала ночь. Пришел император, он беспокоился, но его опять прогнали.

— Можно подумать, — пробормотала Аспасия, — что это его первый, а не пятый ребенок.

— Мужчины, — сказала Феофано, прежде чем очередная схватка скрутила ее, так что ей уже на хватало дыхания для разговора.

— Должен же быть какой-то способ попроще, — сказала она много позже.

Исмаил поднял голову.

— Если найдешь, не поленись рассказать нам.

Она засмеялась, у нее перехватило дыхание. Она устала и была вся мокрая. Аспасия обтерла ее. Смелая девочка. У нее всегда было легкое сердце и острый язычок, как раз тогда, когда другая бы кричала и плакала. Она не кричала. Только иногда охала, чтобы отвлечься от боли.

— Думаю, мне бы надо походить, — сказала она.

Ей помогли подняться. Ее сразу же скрутило чуть ли не вдвое, но она не захотела ни лечь, ни сесть.

— Пошли, — задыхалась она, — пошли!

Они все ходили и ходили вокруг палатки.

Время от времени гремел гром. В минуту передышки Аспасия заметила это. Порывы ветра шевелили полы палатки и иногда залетали внутрь. Служанка, которая должна была двигать веер, заснула. Аспасия растолкала ее. Она подскочила виновато и замахала с удвоенной силой.

Феофано прилегла немного отдохнуть.

— Надеюсь, — сказала она, — что я в последний раз попадаю в такое положение.

— Вот все кончится, тогда посмотрим, — сказала Аспасия.

Исмаил молчал. Он не беспокоился. Насколько видела Аспасия, все шло нормально. Но может случиться всякое. Ребенок появлялся на свет раньше времени: Бог даст, не настолько рано, чтобы не выжить.

Гром прогремел громче и ближе.

Что-то зашипело. Внезапно полил дождь: сильный, частый, теплый дождь. Он барабанил по крыше палатки. Запах дождя проникал внутрь, густой и влажный; но не сам дождь. Промасленная кожа не пропускала его.

Феофано задышала глубже. Казалось, у нее прибавилось сил. Она поднялась и снова хотела ходить.

Лил дождь. Она ходила. Над головами гремел гром. Молния слепила.

Все решат, что это знамение. Бедный Оттон, он замучен волнениями и знамениями, а наследника все нет.

Схватки стали сильнее и чаще. Аспасия подняла голову, встретив взгляд Исмаила. Уже скоро. Лицо его было сосредоточенно и бледно, насколько оно могло быть бледным. Борода растрепалась. Не думая, она потянулась пригладить ее.