– Твои штаны меня не интересуют, – перебил Гришко. – Дальше.

– Акустика не работает, – сообщила Катя. – Вообще. Глухо…

Стас поймал быстрый, но выразительный взгляд Гришко, брошенный в его сторону. Ясно, теперь он здесь вместо акустики.

– Киря? – поторопил полковник.

– Боевой отсек в норме. В целом. Правда, торпед у нас больше нет, и прицелы посбивались. Надо настраивать.

– Вера?

– Мы остались без внешней связи, – послышался тихий уставший голос связистки. – Что-то шарахнуло по аппаратуре. Разряд какой-то, что ли.

«Плевок-молния, ток-яд, – подумал Стас. – Так, кажется, называл этот “разряд” Колдун».

– Таня? – продолжал опрос Гришко. – Что с медблоком?

– Раздолбало, но кое-что собрать можно.

– Додик? Я вас всех что, за язык тянуть должен? Как реактор?

«В норме, надо полагать, – подумал Стас. – Если бы попало по реактору, они бы сейчас не разговаривали».

Атомщик не ответил.

– Чего молчишь, Додик? – нахмурился Гришко. И опять не дождался ответа.

Подземлодку все-таки пришлось остановить на время.

Реактор уцелел. Додик был мертв. Но он был мертв как-то по-особенному. Оченьмертв, – Стас сказал бы так.

С рабочего кресла атомщика свисали обрывки страховочных ремней. На полу валялось почерневшее и усохшее, словно обугленная деревяшка, тело. Правая рука и левая ступня отломились. Голова с жиденькими волосами откатилась в угол. Очки разбились. Видимо, все это произошло во время болтанки, устроенной червем-кишкой.

Но, странное дело: лицо Додика почти не пострадало. По крайней мере, можно было различить его выражение. Лицо было спокойным и безмятежным. Судя по всему, смерть была мгновенной.

Открытые глаза Додика невидяще смотрели сквозь людей и предметы, как Стас смотрел особымзрением сквозь обшивку «крота». Может, это тоже какое-то свехособое зрение, недоступное живым?

– Что его убило? – спросил Гришко.

– Можно было бы предположить, что высокая температура, – неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. – Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.

Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.

– Что? Его? Убило? – четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.

– Не знаю, – честно призналась Таня.

Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.

«Я знаю, – подумал Стас. – Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».

Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?

Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее – не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик – не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше – не беда.

– Старый глупый еврей, – прошептал Михеич, глядя на покойника. – Какого ж ты хрена так, а?

Глаза компьютерщика блестели от слез.

В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.

Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода – в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.

Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…

На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Орхой-холхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.

Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.