Ни ему, ни ей Гришко отвечать не стал. Не дело полковника отчитываться перед подчиненными. Да и так ведь все понятно. Террасонар не работает, а от акустика без акустической аппаратуры на борту пользы мало, поэтому Катей можно рискнуть. Такова безжалостная логика полковника. Сейчас Катя стала наименее ценным членом экипажа. Тем более, что и акустика, и акустику с лихвой заменяют особыеспособности Стаса.

– Пойдешь одна, – распорядился Гришко. – Возьми противогаз, «химзу» и рацию. Оружие не бери.

– Но я…

– Не волнуйся, – полковник не дал ей сказать. – Киря прикроет. Просто передашь рацию этому типу и можешь возвращаться. А мы уж с ним дальше как-нибудь сами перетрем.

Под широким, с двумя большими фильтрами на скулах респиратором, огромными очками с зеркальной поверхностью и туго затянутым капюшоном лица собеседника видно не было. Даже глаз за стеклами не разглядеть. А глаза у человека, особенно незнакомого, – это главное. Если вместо чужих глаз видишь собственное отражение, закрадывается сомнение: а человек ли это вообще?

В своем противогазе с незатемненными окулярами Катя чувствовала себя почти голой.

– Салам, – обратился к ней местный со странным приветствием, в котором Кате послышалась насмешка. Потом добавил: – Привет, что ли?

Голос у незнакомца глухой, низкий и сиплый. Может быть, от природы такой, но скорее – из-за респиратора.

– Здрасьте, – растерянно отозвалась Катя, нервно сжимая рацию.

– Баба?! – удивился незнакомец.

Наверное, по голосу ее пол оказалось распознать легче, чем по мешковатой «химзе». Катя снова почувствовала себя голой.

– Вот, – она протянула рацию. – Командир велел передать.

– Угу, – незнакомец не спешил брать рацию, и Кате было неловко стоять вот так, с протянутой рукой. А еще ей было страшно. Страшно до боли в затылке.

– Значит, твой командир посылает на переговоры женщин? – затянутая в капюшон голова незнакомца чуть качнулась. – Вай-вай, как нехорошо!

Нехорошо, кто бы спорил. И кто бы втолковал это полковнику?

– Вы поговорите с ним. – Катя подняла рацию чуть ли не к зеркальным очкам собеседника.

– Поговорим-поговорим… – а он словно и не замечал прямоугольной коробочки с толстой упругой антенной. – Только сначала – с тобой.

Стало ясно: все будет не так просто. Катя обреченно опустила уставшую руку. Долго держать на весу рацию и тяжелый рукав «химзы» было утомительно.

Человек, стоявший напротив, наверняка скалился сейчас под своей респираторной маской. Катя, конечно, не видела этого. Но знала: он улыбается, он смеется, он потешается над ней и ее страхом.

– Вы… вы здесь живете? – спросила она. Просто потому, что нужно было хотя бы что-то спросить. Так ей казалось.

– Ну, как тебе сказать? – под респиратором перхнуло. – Некоторые считают, что здесь жить невозможно. Что здесь люди умирают… Но на самом деле здесь удобно и жить, и быть мертвым. Здесь хорошая защита. Слава Аллаху и Святой Троице, у нас тут все в порядке.

В руке Кати ожила рация.

– Спроси, что это за город, – прохрипел голос Гришко. – Спроси, это Казань?

До чего же она сейчас его ненавидела, этот голос и этого человека, выгнавшего ее из-под защиты титановой брони. Ненавидела, но послушно спросила. Попыталась спросить, вернее.

– Это… – начала она.

Ее перебили:

– Да, это Казань. То, что от нее осталось. Там, – незнакомец в респираторе указал на гору, – то, что осталось от Зилантова монастыря. Или Успенского, если тебе это о чем-то говорит. А эта воронка, – казанец обвел руками котловину, в которой они находились, – и наши лазы, – он, не оглядываясь, махнул назад, где в склонах зияли темные пещеры, – то, что осталось от старых подземелий.

«Значит, все-таки не пещеры», – подумала Катя. – Ходы какие-то. Туннели, может быть».

– Здесь был многоярусный бункер, – добавил собеседник. – Теперь его нет. Прямое попадание…

Он хмыкнул, увидев, как дернулась Катя:

– Не боись, заряд не атомный. Вакуумный. С радиацией все более-менее в порядке.

– Это Казань, – сказала Катя в рацию, нажав тангетку.

Рация молчала. Катя тоже не говорила ни слова.

– А что? – хмыкнул казанец. – Думали, у нас только мечети и минареты? Нет, у нас тут всего хватает. Хватало…

И снова Катя не знала, что сказать.