— Миссис Уилсон, как выглядел Фрэнки?

— Высокий, худощавый, с темными волосами. — Она на секунду закрыла глаза. — Довольно незаметный. И не сказать, что привлекательный. Наверное, я бы лучше его запомнила, будь он красавчиком или уродом. А так… ничего особенного.

— В досье хранятся фотографии пациентов?

— Нет.

Она помолчала, потом с удивлением взглянула на меня и неуверенно произнесла:

— Он заикался. Да, точно, заикался.

— Извините?

— Иногда Фрэнки заикался. Когда сильно волновался или нервничал.

Джим-Джим.

Именно это и имел в виду Эл Хант. Рассказывая Элу о том, что сделал или пытался сделать Джим Барнс, Фрэнки волновался. И следовательно, заикался. Потом он заикался каждый раз, когда говорил с Хантом о Джиме Барнсе. Джим-Джим!

Попрощавшись с Джини Уилсон, я вышла на улицу и свернула к первому попавшемуся на глаза телефону. И надо же — чертов Марино отправился в боулинг-клуб!

Понедельник накатил приливом низких серых туч, окутавших подножие Голубого хребта и скрывших из глаз «Валгаллу». Ветер бил в лицо, и когда мы наконец припарковались на стоянке, в ветровое стекло уже постукивали мелкие, похожие на крупу снежинки.

— Черт! — жалобно пробормотал Марино. — Вот только этого нам и недоставало для полного счастья.

— То ли еще будет, — заверила я лейтенанта, отворачиваясь от впивающихся в щеку ледяных колючек, и, наклонив голову, поспешила к главному входу. Марино молча последовал за мной.

Доктор Мастерсон дожидался нас в вестибюле с принужденной улыбкой на каменном лице. Обменявшись рукопожатием, мужчины враждебно, как два кота, посмотрели друг на друга. Я даже не попыталась ослабить возникшее напряжение. Доктор вел игру, от которой меня уже тошнило. Он располагал необходимой информацией, и мы приехали, чтобы получить ее, какой бы неприятной для больницы она ни была. От доктора Мастерсона зависело одно: поделится он с ней добровольно, признав неизбежное, или выложит под давлением, по постановлению суда. Выбор оставался за ним. Не тратя время на любезности, мы прошли в офис. На этот раз доктор плотно закрыл дверь.

— Итак, чем могу помочь теперь? — спросил он, едва опустившись на стул.

— Нам нужна информация, — ответила я.

— Разумеется. Но, доктор Скарпетта, — продолжал Мастерсон, обращаясь исключительно ко мне и как будто не замечая Марино, — вы ведь ознакомились с досье Эла Ханта, а я рассказал все, что помню…

Марино поднял руку.

— Неужели все? — Он достал сигареты. — Что ж, если у вас так плохо с памятью, мы ее освежим. И сегодня нас интересует не только Эл Хант.

— Не понимаю.

— Нас интересует его приятель.

— Какой еще приятель? — Доктор холодно взглянул на лейтенанта.

— Имя Фрэнки вам что-нибудь говорит?

Мастерсон принялся протирать очки; похоже, этим приемом он пользовался чаще всего, надеясь протянуть время.

— В одно время с Элом Хантом у вас был еще один пациент, паренек по имени Фрэнки, — добавил Марино.

— Боюсь…

— А вы не бойтесь, док. Просто скажите, кто такой Фрэнки.

— В «Валгалле» одновременно пребывает до трехсот пациентов, лейтенант. И вряд ли справедливо требовать, чтобы я знал по имени каждого, особенно тех, кто находился здесь несколько недель или даже меньше.

— Хотите сказать, что Фрэнки пробыл у вас недолго?

Мастерсон потянулся за трубкой. Он понял, что допустил промашку, и злился на себя.

— Ничего подобного, лейтенант. Вы неверно истолковали мои слова. — Трубка была его второй уловкой, позволявшей выиграть драгоценные секунды. — Но, возможно, я и смогу его вспомнить, если… Что еще вам известно о нем, кроме того, что он «приятель Эла Ханта»? Мне нужны дополнительные данные.

Я поняла, что пора вмешаться.

— Очевидно, находясь в вашем заведении, Эл Хант подружился с кем-то по имени Фрэнки. Эл сам упомянул о нем в разговоре со мной. У нас есть основания полагать, что по прибытии сюда этот пациент провел какое-то время в чулане, а затем был переведен на другой этаж, где и познакомился с Хантом. Мы также располагаем описанием Фрэнки — высокий, худощавый, с темными волосами. Любил вязать. Согласитесь, такое увлечение среди мужчин-пациентов встречается весьма редко.

— Все это вам рассказал Эл Хант? — бесстрастно спросил Мастерсон.

— Фрэнки также отличался исключительной аккуратностью, — добавила я, избегая ответа на вопрос.

— Сомневаюсь, что увлечение пациента вязанием могло привлечь к нему мое внимание, — заметил доктор, раскуривая трубку.

— И еще, — продолжала я, с трудом сохраняя терпение, — он заикался, когда сильно нервничал.

— Гм. Одна из наиболее распространенных причин заикания — спазматическая дисфония. Если так, соответствующая запись должна быть в различительном диагнозе. Это уже кое-что… для начала.

— Для начала перестаньте нести чушь, — буркнул Марино.

— Послушайте, лейтенант, — снисходительно улыбнулся Мастерсон, — мне совершенно непонятна ваша враждебность.

— Да уж, конечно, непонятна. Но это поправимо. Мне ничего не стоит получить ордер, и тогда вам придется отвечать уже за соучастие в убийстве. И разговаривать мы будем не здесь, а в полиции. Вам больше по вкусу такой вариант?

— Знаете, я не намерен больше выслушивать ваши оскорбления, — с невозмутимым спокойствием ответил доктор. — И ваши угрозы, лейтенант, меня не пугают.