— Как погода в Магадане? — спросила Нина, удивляясь собственной находчивости. И голос даже не дрогнул — это было и вовсе странно.

— Нормально, — сказал Виктор, — Куда пойдем?

На кудыкину гору, естественно, а там, на самом верху, — железная дверь с замком. Можно сначала о пяти рублях спросить. Но стоит ли ему так откровенно подыгрывать?

— Как Софьюшка?

— Ничего. Она тебя ждала, все уши мне прожужжала.

Только бы она, Софьюшка, на колени тут где-нибудь не грохнулась! Ему-то, конечно, что, он пройдет и не заметит, а ей через это переступить ох как трудно. Но ведь переступит, наверное. А Софьюшка уже потом появится. Лучше бы, если потом. Но кто это придумал, скажите на милость, чтобы за все платить? Разве амазонки, несущиеся с визгом и воем на ненавистного врага, платят? Платили когда-нибудь? Что же она, простите, физдипит? (Хорошее словечко, кстати, неизвестного происхождения — физдипеж, означающее нечто вроде ненужного бурления, производства пены, бессмысленной суеты и крика. Несколько неблагозвучно, с каким-то налетом непристойности даже, однако с матом никак вроде не связанное). Да, так вот, об амазонках. Не может она, что ли, взять у этой компании отпуск хотя бы на один день, а то и меньше (А у любви твоей и плачем не вымолишь отдых,но это из другой оперы, ранний Маяковский), чтобы не нестись сейчас под развевающимся темным знаменам (или каждой на пику свой вымпел полагается?) на ненавистного врага? Может она, наконец, сорваться, как и предполагалось на последнем самоанализе? Может. Ну вот, и пусть никакие трубы сейчас не гремят, не нужно труб, вполне электричек с их воем хватает.

Нужно только не очень далеко в этот лесочек забираться, а то он, оглянуться не успеешь, кончится, и больше уже негде спрятаться будет. Она эти места давно все обегала (и думать не додумалась что встречу я тебя!Правда ведь и мысли не было ни разу, что он может как снег на голову свалиться).

Она удержалась на ногах, обхватив сосну и прижавшись к ее жесткой липкой коре щекой, когда все вокруг стало корежиться, рушиться и гореть, и, наверное, уцепилась очень сильно, потому что потом вдруг почувствовала, что уже летит вместе с нею (из земли ее вырвала, что ли?) над оставшейся далеко внизу землей, зелеными крышами, визгливыми электричками. Ну и видик у них сейчас, с ума сойдешь. Это самое бревно-полено (вырванный из земли ствол сосны), на нем — она, виновница всех этих катаклизмов, приключившихся на подмосковной станции Кратово (завтра, наверное, во всех газетах будет сообщение о стихийном бедствии), а еще выше, извините, этот маг, чародей и фокусник (по ведь действительно маг, чертушка милый и прекрасный). Кто-нибудь снизу увидит — с ума сойдет. Но не видно, наверное, сосна все закрывает, да им там внизу не до того сейчас, когда все горит и рушится.

А вдруг без него все это и дальше будет? Если сбросить его — меньше груза, и можно еще лететь и лететь. Пускай они его вместо своего Бориса получают, если там, на даче, кто-нибудь после всего этого уцелел. А ведь ничего сейчас не жалко и никого. Так, наверное, и должно быть у настоящей амазонки.

— Ты дура, наверное, — сказал потом Виктор, но это уже было все равно — дура так дура, какое это теперь имеет значение… Может быть, он сердится, потому что ушибся, когда упал? Тут она, конечно, виновата. Но что ему за это — еще пять рублей дать? Интересно, он возьмет или будет вот таким же бедненьким прикидываться? Дурачки они все-таки, даже жалко, когда они под копытами визжат или, как сегодня, с высоты падают. Но что делать, если иначе нельзя? Да, еще нужно где-то смолу отмыть, а то как она в таком виде на дачу явится.

— У меня с собой денег нет, — сказала Нина, — я потом принесу. А пока не говори ничего.

Белеет дорога приморского сада легки и светлы фонари я очень спокойная только не надо со мною о нем говорить

Собирались лодыри на урок а попали лодыри на каток…

Какой каток? Какие лодыри?

Да, или вот тоже хорошо: шел в комнату — попал в другую.Тоже на тему о непредвиденных ситуациях. Но кто, действительно, знал, что он как снег на голову свалится? Впрочем, какой в Кратове летом снег? Это в Магадане еще может что-нибудь посыпаться с неба в июле, а здесь — фигушки. «А скажите, пожалуйста, какая погода в Магадане?» — «Нормальная». Так тебе и надо, фиглярка, та еще, под стать этому фокуснику, два сапога пари три с носом и все ходят(Шишков), на чужую кровать рот не разевать(его же незабвенный мистер Кук).

Хоть бы приехал кто-нибудь, право! Где они, предполагавшиеся визитеры из Москвы (для которых и раскладушки припасены), непременные участники салопа, говоруны и умники? Нет никого, тихо, пусто. И каждый в своем домике сидит — окошко закрыл, дверь захлопнул, ждет чего-то. Только Канталуп по вечерам приезжает, компанию оживляет: «Давайте, дети, чай пить, сказки рассказывать — кто что делал сегодня. Что это вы все печальные такие?» Но тоже ведь играет, ряженый, а сам настороженно зыркает по сторонам: что случилось?

Да ничего не случилось! Ну сорвалась. Ну полетела, помчалась… Нет, сначала помчалась (за ним, хотя вроде рядом шли), потом полетела (отпусти-ка меня конвойный погулять вон до той сосны— в новом, естественно, применении), ну шлепнулась… Ну и что? Бывает, дело житейское. Что же теперь — слезы лить? Знала ведь, что такое может быть: так вот — мордой об стол (или — об ствол?).

Все-таки об стол, потому что наверняка ведь попалась опять. Когда это не в первый раз — сразу понимаешь. И к бабке, как кто-то говорил, не ходи, все и так ясно. Значит, опять в это учреждение? Опять нотации слушай: разве можно так к своему здоровью относиться? о чем вы, молодые, только думаете? Сказали бы прямо: «А бесплодие, дура, тебя не пугает?» Пугает, еще как пугает, по что же делать, не рожать же сейчас…

Чтоб вы провалились все там напрочь! Но ведь не к Льву Моисеевичу с этой просьбой идти. Хорошенький диалог будет!

— Я вам, девочки, Эренбурга привез. «Люди, годы, жизнь». Весьма рекомендую прочесть. Очень много неизвестной информации.

— Это мы уже читали, Лев Моисеевич. Нам бы к вам на консультацию!

(Это как в том анекдоте про лектора, который полтора часа рассказывал колхозникам про покорение космоса, а потом встает один дедушка и говорит: «Это мы, милок, все давно знаем. Ты нам лучше расскажи, как повидло в конфеты-подушечки закатывают!»)

Вот и она сейчас такая конфетка с начинкой? Но нет, нет!

Соблазна не было соблазн в тиши живет он постника томит святителя гнетет и в полночь майскую над молодой черницей кричит истомно раненой орлицей а сим распутникам сим грешницам любезным неведомо объятье рук железных

Несравненная Анна Андреевна, конечно. Ну если она говорит, что ничего не было, так оно, наверное, и есть. И можно пока успокоиться. Пока, по крайней мере.

— А к нам кто-то идет! — возвестила как-то под вечер на весь дом Анна Павловна, поднимаясь на веранду.