Шрифт:
— Сейчас иной солдат уже и не совсем солдат. Он о демобилизации думает, о гражданской жизни.
— Опять ты кого-то репетируешь? — догадался Будилович.
— Ага, — кивнул головой Говоров. — Жилейкин попросил математику за курс реального с ним повторить. Он на фронтах половину перезабыл, а хочет по демобилизации в институт податься. Вот мы с ним по часу в день и занимаемся. И ему польза, и мне не вредно потренировать мозг.
— Неужели нельзя заниматься вечером, когда попрохладнее?
— Мы вечером и занимаемся, — сказал Говоров. — А нынче у Жилейкина вечером важные сердечные дела — словом, человек желает покинуть Одессу не в одиночестве. Попросил перенести занятие на обеденное время. Вечером поеду в Аркадию на пляж, отдохну…
— Эх, Говоров, — вздохнул Будилович, — зря я к тебе зашёл. Напомнил ты мне, что у меня отчётность по боеприпасам не подготовлена. Хотел я про неё позабыть до завтра, а ты разбудил задремавшую совесть. Добро. Вечером зайди за мной — поедем в Аркадию.
Вечером, проверив порядок в дивизионах, Будилович и Говоров поехали на пляж. Было ещё светло, солнце не село, но и не палило, клонясь к горизонту.
Плавая в море, не очень-то поразговариваешь. Зато, когда выйдешь из воды и растянешься в своё удовольствие на тёплых камешках, ничто не мешает откровенной беседе.
Перед глазами расстилалось Чёрное море, и по его заштилевшей глади удалялся в сторону пролива Босфор чёрный, закоптивший полнеба дымом пароход.
— Чего он так дымит? — спросил Будилович.
— Плохой уголь, котлы старые, давно не чищенные, — сказал Говоров. — Я предпочитаю дизельные двигатели. Мои пароходы коптить небо не будут, только эдакий лёгкий голубой дымок будет виться над трубой…
— Помнишь, ты мне рассказывал о своём учителе в реальном?
— Лазарев? Хороший человек был Александр Иванович, — сказал Говоров с грустью. — Писали мне, умер от тифа.
— Может, и от тифа… — произнёс Будилович. — Слабоват был духом для революционной эпохи, мягкотел… Однако учил тебя правильно: ни дня без победы. Я за тобой наблюдал, хорошо ли исполняешь его завет.
— Ну, и?.. — Говоров внимательно посмотрел на своего командира.
— Видел, что поблажек себе не даёшь, лёгких путей не выискиваешь. Всегда думаешь о цели жизни в большом смысле. А теперь удивляюсь: Говоров решил отступить на исходные позиции.
— Надо же мне учиться, — сказал Говоров. — Я о кораблестроении с двенадцати лет мечтал.
— Жизненный путь привёл тебя в армию, ты стал командиром. Тебе доверяют, на тебя надеются, тебя награждают. Твой орден стоит подороже некоторых дипломов. Тебя здесь, в армии, вырастили, Леонид Александрович. Воевать и командовать тебя научили, умение твоё не с неба свалилось.
— Это я всегда осознаю, — откликнулся Говоров. — И всегда благодарен вам за науку. Вы мне в армии такой же учитель, каким в реальном был Лазарев.
— Весьма признателен, что сознаёшь… Тогда позволь спросить от лица учителей твоих: в то время, когда каждый грамотный и опытный человек в России на счету, можешь ли ты выбрасывать свои знания и опыт, снова становиться неучем и начинать сначала, потеряв пять лет?
Леонид Александрович смотрел на чёрный пароход и думал о том, что в кораблестроительном можно было бы рисовать вдоволь… Так тянет рисовать, а времени на это всегда не хватает.
— Ты уйдёшь в запас из-за желания строить корабли, — стал размышлять вслух Будилович. — Другой командир уйдёт по семейным обстоятельствам, комбат Жилейкин уйдёт по тому и другому вместе, пятый и шестой ещё по каким-то причинам. Кто же будет учить вновь прибывших служить солдат? Вы унесёте с собой из армии опыт, умение, сноровку, знания — всё, что новое офицерское сословие приобрело в тяжёлых боях, большой кровью и лишениями. Или ты думаешь, что войны закончились навсегда и никому не взбредёт в голову нападать на Советскую Россию?
— Уж чего другого, а войн на мой век хватит, — горько усмехнулся Говоров. — Враги не добиты, они не надолго утихомирились.
— Всё понимаешь… Армия стала твоим домом. В Елабуге дома уже нет, — напомнил Будилович, — родители умерли, вечная им память…
Оба помолчали.
— Братья живут здесь, при части, — продолжал Будилович. — В армии и для них найдётся дом, работа.
— Дело не в этом, — повернулся Леонид Александрович к Будиловичу. — Дом у меня и в детстве был казённый… Дело в том, что строить корабли очень хочется.