— В предварительных совещаниях желательно участие только глав кабинетов, — ответил лорд Каслри.

— Граф Лабрадор не глава кабинета, а его пригласили, — возразил Талейран, кивнув в сторону испанца, с которым он вместе пришел на встречу.

— Только потому, что в Вене нет государственного секретаря Испании, — гнусаво объяснил Меттерних.

— Допустим, — не согласился Талейран, направляя взгляд на двух членов прусской делегации. — Помимо князя фон Гарденберга, я вижу здесь герра фон Гумбольдта. А он не государственный секретарь.

— Мы сделали исключение из правил, — заметил незнакомый Талейрану человек, посматривая на Гарденберга, державшего возле уха слуховую трубку. — Это связано с недугом, которым, как вы знаете, страдает князь Гарденберг.

— Что ж, если все дело в недугах, то каждый из нас имеет его и все мы можем претендовать на исключение из правил, — саркастически сказал Талейран, намекая на свою хромоту.

Талейран вел себя далеко не как представитель побежденной страны. Его сварливо-придирчивая самоуверенность начала давать плоды. На совещания стал ходить его дипломатический помощник. Одержав маленькую победу, французский министр выигрывал в главном: он добивался равенства Франции с другими державами.

Прекратив прения, лорд Каслри начал зачитывать письмо представителя Португалии графа де Палмеллы, выражавшего протест против исключения его из переговоров. Португалия, в конце концов, тоже подписывала Парижский договор. Почему же «Большая четверка» не пригласила и его участвовать в дискуссиях, оскорбляя тем самым португальскую корону? Когда Каслри закончил чтение, Талейран и Лабрадор выступили в поддержку португальского графа. Все остальные вежливо молчали. Вопросы португальца повисли в воздухе. К проблеме участия в организационном совещании решили вернуться позже.

— Цель нашей сегодняшней встречи, — сухо и монотонно заговорил снова лорд Каслри, — ознакомить вас с тем, что уже было сделано четырьмя державами за то время, пока мы здесь.

Он взглянул на князя Меттерниха, и тот передал Талейрану заранее подготовленный протокол (одно из дипломатических наследий Венского конгресса — официальное изложение принятых политических и других решений). Французский министр начал читать уже подписанный представителями четырех держав документ и натолкнулся на слово «союзники». Он поднял глаза.

— Союзники? Союзники против кого? — спросил Талейран, повышая голос в недоумении. — Не против Наполеона. Он уже на Эльбе. Не против Франции, подписан мир. Конечно же, не против короля Франции. Он служит гарантом мира. Джентльмены, будем откровенны, — продолжал Талейран. — Если все еще существуют союзные державы, то я здесь лишний.

Талейран поднял потенциально взрывоопасную публичную проблему. Общественное мнение обрело немалую силу в переполненной людьми, слухами и сплетнями Вене. Война закончилась, но могли случиться серьезные осложнения. Вряд ли было разумно прибегать к конфликтной лексике.

В этом нет никакого злого умысла, пытались убедить Талейрана лидеры совещания. Слово «союзники» они употребили «только лишь ради краткости».

— Ради краткости нельзя жертвовать корректностью, — парировал Талейран.

Видя, как опешили его коллеги, он вернулся к чтению протокола, с трудом вникая в замысловатую бюрократическую прозу.

— Не понимаю, — пробормотал князь. Он пробежал глазами еще несколько строк. — Ничего не понимаю.

Талейран посмотрел на всех невидящим взглядом, немного переигрывая, как потом он сам признавал. Француз всем своим видом показывал неуместность тайных встреч. Решения, с которыми его знакомили, были приняты до того, как в Вене появились дипломаты. Талейрану вручили уже готовый документ и, по сути, предлагали одобрить его. Но он не собирался играть в поддавки. Князь ударил по самому слабому месту в позиции своих оппонентов — правомочности и законности решений, составленных на тайных, несанкционированных встречах:

— Для меня существуют только две даты — 30 мая, когда было достигнуто согласие о проведении конгресса, и 1 октября, когда конгресс должен открыться. Все, что бы ни происходило в промежутке между ними, для меня не имеет никакого значения.

Слова Талейрана были встречены тягостным молчанием. Тем не менее по инициативе Меттерниха протокол забраковали, и Талейран выиграл еще одну партию. Какими сговорчивыми вдруг стали победители Наполеона, столкнувшись с другим представителем покоренной страны!

Отозвав один протокол, Меттерних предложил Талейрану второй документ, кладя его на стол мягко и осторожно, словно карту во время игры в вист. Этот документ оказался еще более сложным, но, как сразу же отметил Талейран, не менее сомнительным. В нем предлагалось все вопросы и территориальные проблемы, вносившиеся на рассмотрение конгресса, разделить на две категории: общие (касающиеся Европы в целом) и частные (местные и региональные). Для каждой категории великими державами назначались специальные комиссии. Конгресс соберется после того, как комиссии обсудят вопросы и сделают по ним свои заключения. Таким образом, как потом говорил Талейран, предполагалось «все закончить тогда, когда, по моему мнению, все только должно было начинаться». Кроме того, согласно протоколу, четыре великие державы, как считал Талейран, становились «исключительными властителями конгресса». Талейран моментально находил выход из затруднительных положений. Понимая, что надо потянуть с ответом, он сказал в раздумье: