Шрифт:
Часто в гостях у нас был штаб-ротмистр Крымского Е[го] В[еличества] полка, Георгий Владимирович барон Кусов [177] . Это был двадцативосьмилетний молодой человек, очень высокий и худощавый. Он был ранен и контужен и принадлежал к числу маминых питомцев в лазарете. Разрывная пуля в бедре, гангрена, долгая борьба со смертью. Один из первых дней выздоровления — поездка в Петербург — крушение поезда — перелом ключицы и ребер, рана раскрылась и опять долгое лежание в неподвижности. Моя мать, по-видимому, посвятила ему много времени и внимания, потому что в его лице приобрела преданнейшего друга. Мой отчим, вообще вздорный и ревнивый, тоже отнесся к нему очень благожелательно. Георгий Владимирович переживал большую драму: его жена Вера Иллиодоровна Горленко увлекалась Распутиным, бывала в его кружке и, что главное, не хотела иметь детей.
177
Кусов Георгий Владимирович (1887 — после 1945) — правнук А.И. Кусова (1779–1848), коммерции советника, купца 1-й гильдии, директора от купечества в Государственном коммерческом банке и потомственного дворянина (с 1830 г.); внук А.А. Кусова (1814–1867), статского советника, купца 1-й гильдии, получившего титул барона в 1866 г. по случаю 100-летия торгавого дома Кусовых; сын В.А. Кусова (см. примеч. 240). Ротмистр кавалерийского полка. С августа 1914 г. находился на фронте. Был тяжело ранен и контужен при крушении поезда. В 1937 г., находясь в ссылке в Куйбышеве (см. примеч. 254), передал в Русский музей портрет прапрадеда И.В. Кусова, написанный О.А. Кипренским в 1808 г.
А мы с Пушкинятами с ранней весны увлекались велосипедами. Нас было четверо, велосипедов было два. Ко мне ходила француженка, кроме того, у нас была общая англичанка Miss Laborde. Она одевалась с ужасным безвкускием, но была молодой, общительна, подвижна. С нею мы поочередно совершали большие прогулки на велосипедах по паркам. Моя француженка также не отказывалась от поездок в Павловск. Там делали остановку на ферме [178] и закусывали с большим аппетитом на открытом воздухе. Там можно было получить свежее молоко, сливки, творог, сметану, простоквашу, варенец, всевозможные омлеты.
178
Ферма императрицы Марии Федоровны в Павловске — комплекс построек молочной фермы начала XIX в., расположенный между деревнями Тярлево и Глазово. Одно из сооружений — молочня — поэтический крестьянский домик из крупных валунов, крытый соломой. Внутри молочни был салон с изящной и дорогой отделкой для отдыха. Излишки продукции фермы продавались населению.
Ферма находилась среди парка и была излюбленным местом для завтраков у дачников. А.Ф. Смольевский стал наконец, видим и доступен. Ровно в десять утра он отправлялся на поезд, около трех возвращался, проводил три-четыре часа на теннисной площадке, восхищая своим белым костюмом и мальчишеской подвижностью. Потом он переодевался и уезжал опять в город развлекаться. Когда он возвращался, я не знаю — в девять часов меня укладывали спать. В этом вопросе, и только в этом, со мною были строги. Во всем остальном, как-то: в выборе книг, отлучках из дома — мне предоставлялась полная свобода.
Я уже перечитала всего Толстого, Тургенева, Гончарова; Чехов до сих пор остался моим любимым автором.
Однажды мы были приглашены к «Арсеньке», как называли его ученики школы Левицкой, на специально для нас устроенный шоколад. Мы явились к нему ряжеными, нацепив на себя платья наших мамаш. Мы надели корсеты и подсунули подушки вместо бюстов. Наступая на подол, путаясь в юбках, мы с хохотом ворвались в его маленькую квартирку, напугав его хозяйку, старую немку, Fraulein Лундберг [179] . Мы перерыли у него все ящики, съели весь найденный шоколад, взяли с него обещание, что он будет привозить еще (обещание, добросовестно им выполненное), и, перевернув все вверх дном, убежали так же быстро, как появились. На лестнице я потеряла корсет через ноги, и это обстоятельство сыграло впоследствии большую роль в моей жизни. «Арсенька» [180] мне казался идеалом и вдохновлял меня писать стихи.
179
В отличие от Смольевского-старшего, жена звала А.А. Смольевского Арсюней и Арсюнькой, хотя его детское имя Асик (он же прилюдно ее звал по имени-отчеству, а сокровенно — Талонька — производное от Наталии).
180
Вероятно, фрейлейн Лундберг, которая в адресной книге «Весь Петербург» за 1910 г. указана как Лундберг Лаура Бернгардовна.
181
В машинописи стихотворение дано в несколько иной редакции, датировано 10 июня 1915 г. с пометкой: Царское Село.
Конечно, я тщательно скрывала свой интерес к его особе и не ждала уже, чтобы ко мне относились как к взрослой. Но и Арсений не казался мне способным на грубость. Я с любопытством и ревностью наблюдала его шуточные ухаживания за взрослыми барышнями. Серьезно он ни за кем не ухаживал, потому что был в то время влюблен в некрасивую и немолодую учительницу музыки, любовницу его приятеля. Я догадывалась и об этом и с сочувствием и интересом наблюдала изменения в его настроениях в зависимости от ее поведения. Я знала, что она вместе с его приятелем смеется над ним, а он этого не замечает. Впоследствии я узнала из его дневников, как начался этот неудачный роман, единственный в его жизни роман.
Между тем мой отчим уехал на фронт, получив командование бронепоездом в Карпатах, моя мать собиралась переезжать в Петроград, а меня и девочек Пушкиных готовили к поступлению в институт [182] . Мне очень жаль было уезжать из Царского, казалось, что с этим отъездом кончается мое детство. Фактически оно кончилось уже давно, но мне казалось, что я могу еще быть как все дети — играть, ни о чем не помнить. Около этого времени появился снова мой отец, амнистированный, получивший право поступить в полк, обновленный, но сильно постаревший, с проседью в волосах.
182
Екатерининский институт благородных девиц — закрытое среднее учебное заведение (Училище ордена св. Екатерины основано в 1798 г.; набережная р. Фонтанки, 36, ныне в этом здании филиал Российской национальной библиотеки [РНБ]) В институт принимались девочки 10–16 лет. О. Ваксель была принята как дочь офицера-фронтовика (из поясн. А. С.) Окончившие семилетний курс получали звание домашних наставниц. А.А. Смольевский в воспоминаниях о подруге матери Е.В. Масловской (см. примеч. 196) писал, что она и ее сестра Ирина «были четвертым поколением из их семьи, которое училось в этом институте — они, их мать, бабушка и прабабушка. Здание на Фонтанке строил Кваренги. Институт сохранял порядки, форму в том виде, как это было при его основании во времена Марии Федоровны, жены Павла I. Девочек водили в камлотовых платьях, которые можно было поставить на пол, и они стояли. По утрам умывались холодной водой, волосы девочкам расчесывали специальные горничные. Каждый класс занимался по полгода в помещениях, выходивших окнами на Фонтанку, по полгода — в помещениях с окнами во двор и сад. Два раза в неделю воспитанниц могли посещать родители и знакомые — по четвергам и воскресеньям» (коммент. А. С.). Масловская Ирина Владимировна (в браке Чернышева, 1905–1996) — младшая сестра Е.В. Масловской (примеч. А. С.). Кваренги Джакомо (1744–1817) — итальянский архитектор, с 1799 г. работал в России. Почетный вольный общник ИАХ (1805). Камлот — плотная шерстяная или полушерстяная ткань, вырабатывавшаяся в XIX в. для пошива верхней одежды.
Одновременно с нашим переездом мне было объявлено о том, что я буду жить в институте. Я была огорчена и испугана, мне совсем не хотелось отрываться от матери, которую я и так редко видела.
Перед экзаменами меня всячески ублажали, устраивали мою новую комнату, катали в автомобиле, водили в театры, но все это не заставляло меня забыть о предстоящем одиночестве.
На деле все оказалось не так страшно. Еще в вестибюле института я столкнулась лицом к лицу с Олей Ухтомской, девочкой, с которой я училась в Царской приготовительной школе. Она поступала в тот же класс, что и я, и на первых порах помогла справиться с тоской по дому. Потом ее сменили более интересные девочки, ставшие моими подругами. Вавуля и Ксана учились в старших классах, и я видела их только издали в столовой или в зале. Иногда на приеме мы сидели вместе.