Шрифт:
Мама оставалась недолго [237] и уехала в Петроград, оставив меня на попечении Ниселовских. Я не считала нужным подчиняться этим мало знакомым мне людям, единственное, что я считала необходимо — это вернуться с ними в Петроград. Я начала с того, что ушла в двухнедельную прогулку по Крыму. Начали с Коктебеля, кончили Симферополем, вернувшись оттуда по железной дороге в Феодосию. Если не считать того, что нас чуть не съели пастушьи собаки и один из наших спутников заболел дизентерией, все обошлось прекрасно.
237
Ю.Ф. Львова в 1917 г. была в Коктебеле только две недели — с 20 июня по 3 июля. 24 июня датировано посвященное ей стихотворение М.А. Волошина «Подмастерье», которое поэт в автобиографии называл своим «поэтическим символом веры». Годом раньше поэт подарил композитору книгу «Anno mundi ARDENTIS» (1915) с автографом: «Я благодарю Вас, Юлия Федоровна, за то, что Вы освободили меня от многих моих стихов, поняв их. Максимилиан Волошин. Коктебель. Лето 1916». Ю.Ф. Львову сопровождал в поездке из Петрограда на юг и обратно Г.В. Кусов. Барон оставил матери поэт свой браунинг на случай возможных «вторжений», а Львова увезла около 40 (см. примеч. 337) акварелей Волошина для продажи. 2 октября она сообщила поэту о своих хлопотах по устройству выставки и о посылке Н.Н. Кедровым 100 рублей, вырученных за картины (см.: Купченко В. Труды и дни… 1917–1932… С. 22, 23, 30).
Мы ночевали на Ай-Петри, переходили вброд ручьи, заходили во все деревни, лежавшие на нашем пути. Одичавшие, с обгорелыми лицами, изодранными ногами и пустыми рюкзаками явились мы в Коктебель. Весь свой багаж мы растеряли по дороге, и пришли пешком ночью без копейки денег. Несколько дней мы отъедались и отлеживались, но потом приняли вполне нормальный вид, лишь приобретя некоторую независимость и почтительное отношение.
Без всякого предупреждения Ниселовские стали собираться к отъезду. Я не могла оставаться одна в Коктебеле, пришлось собираться и мне [238] . Последний вечер я провела, конечно, на уютной террасе Павловых, откуда все отправились меня провожать при лунном свете. Перед моим крылечком я обнялась со всеми по очереди, последним ним был Леля, я поколебалась секунду, но потом решительно шагнула к нему, обняла рукой за шею и поцеловала в щеку. Он тихо засмеялся от смущения, я же поспешила убежать в свою комнату. Но я была так взволнована и предстоящим отъездом, и этим оставшимся единственным поцелуем, что полночи сидела, не раздеваясь и не зажигая огня на своей узенькой постели.
238
О. Ваксель уехала из Коктебеля в середине августа 1917 г. 7 августа она написала «стихотворное послание» А.Ф. Смольевскому в Петроград «О тебе в холодном Петрограде, сонном…» с пометкой: Коктебель. Можно предположить, что стихотворение, начинающееся строками «Я давно тебя полюбила, / Но о близости боли зная, / Образ твой глубоко хранила / Вместе с ликами тайного рая…», также обращено к будущему мужу. Стихотворение заканчивается словами: «Для тебя давно таила / (И какое нужно искусство, / Чтобы выжить ему) до могилы / Голубое крылатое чувство».
Противные Ниселовские совершенно не считались с моим нежеланием так скоро уезжать из Коктебеля. Вместо того, чтобы сразу уехать, они еще два дня торчали, неизвестно зачем, в Феодосии и таскали меня всюду за собой. Жирная Валентина читала мне нотации скрипучим голосом и придиралась ко всяким пустякам.
В Петрограде было много перемен. Бегство одних, радость других, речи Ленина, передаваемые наизусть. Моя мамаша, прячущая акции в медные прутья ламбреков [239] . Смерть старого Кусова [240] , встреча свинцового гроба на вокзале, похороны в склепе в Александро-Невской лавре.
239
Ламбрекены — полоса из ткани (обычно в сборку) в верхней части дверных и оконных проемов. В связи с общей тревожной атмосферой население предпринимало различные меры для самообороны. Ю.Ф. Львова сообщала 2 октября 1917 г. М.А. Волошину в Коктебель, что «пугачи в Петрограде больше не достать» (см.: Купченко В. Труды и дни…1917–1932…С. 30).
240
Кусов Владимир Алексеевич (1851–1917) — барон, действительный статский советник; чиновник особых поручений Дирекции императорских театров (1896–1900), заведующий монтировочной частью Петербургской конторы (1900–1914), управляющий Петербургской конторой (1914–1917), казначей императорских обществ — русского театрального, а также рыбоводства и рыболовства; почетный член Петербургского совета детских приютов. Домовладелец, проживал на Невском пр., 50. Был попечителем Александро-Невского прихода. Семейный склеп Кусовых находится на Лазаревском кладбище (некрополь XVIII в.) Александро-Невской лавры. А.А. Смольевский писал об отце Г.В. Кусова: «…барон Владимир Алексеевич разорился, затеяв создание а[кционерного] общества “Соль-масло”, которое прогорело, после чего его хватил удар. Остатки ценных бумаг стали недействительными после революции. Имение и дача были реквизированы» (коммент. А.С.).
Занятия в помещении института возобновились, но все, кто имел дом, стали приходящими. Появилось много девочек из других институтов, особенно из расформированного Смольного [241] . Мне приходилось вставать в семь часов утра, чтобы к 9-ти поспевать в класс. Это было скучно и трудно, потому что занятия шли нерегулярно, с перебоями, что отбивало всякую охоту заниматься. На уроках повторялось все давно известное, и я ходила в институт только ради мамы. Зато я работала в домовом комитете, в продуктовом подвале, а по ночам читала. Мать меня ловила на этом, отнимала лампу, но я все же продолжала, пряча лампу под одеялом.
241
Смольный институт основан в 1764 г. как привилегированное закрытое учебное заведение для девочек в возрасте от 6 до 18 лет из аристократических семей. Ликвидирован в 1917 г.
Незадолго до Рождества я объявила, что не желаю больше учиться в Екатерининском институте, главным образом из-за трудности туда попадать.
Во время Октябрьского переворота занятия прекратились [242] , и я несколько раз напрасно пешком добиралась до боковым улицам, только для того, чтобы встретить несколько, испуганных девочек, приносивших панические слухи с других концов города. Бегство Керенского [243] , казавшегося до тех пор театральным героем, принимавшего розы и поклонение, вызвало взрыв негодования среди обожавших его девчонок. Он перестал быть идолом, а взамен ему некого было поставить. Не этого же плешивого, страшного Ленина, говорившего такие ужасные вещи.
242
В связи с происходящими в городе событиями занятия в Екатерининском институте прекратились, не состоялся и выпуск 1917 г. А.А. Смольевский записал фрагмент своей беседы с Е.К. Лившиц о том времени: «В дни февральской революции, как мне рассказывала бабушка Юлия Федоровна, она с Лютиком, возвращалась вечером в темноте и во время перестрелки домой на Таврическую, прижимаясь к стенам домов на Шпалерной. — “Для охраны институток, — сказала Е.К. [Лившиц], - в февральские дни был выделен специальный отряд пажей… Да, последний выпуск был в 1916 году. По традиции царь на выпускном вечере танцевал мазурку в первой паре с самой очаровательной красавицей выпуска. В тот год ею была Патя (Клеопатра) Жаховская”, — и она показала мне небольшую акварель — уголок в доме П.П. Чистякова, у которого Патя училась. — “А какова была ее судьба?” — “Очень тяжелая. Она вышла замуж, были переезды, аресты…потеря мужа…”» (коммент. А. С.). Клеопатра (Патриция?) Жаховская (ум. не ранее 1945 г.) — художник-любитель; была невестой рано умершего внука П.П. Чистякова Игоря Васильевича Дурдина (1894–1918). Последние годы жизни провела в Подмосковье (сообщено О.И. Квадэ). Екатерина Константиновна Лившиц (урожд. Скачкова-Гуриновская, 1902–1987) — балерина, жена поэта-футуриста и переводчика Бенедикта Константиновича (Наумовича) Лившица (1886/1887-1938, репрессирован), близкая подруга Н. Мандельштам. А.А. Смольевский, сообщив о похоронах Е.К. Лившиц 7 декабря 1987 г., посетовал, что услышанное от нее стал записывать спустя время по памяти.
243
Керенский Александр Федорович (1881–1970) — член Государственной Думы, с 7 (20) июля 1917 г. возглавлял Временное правительство; военный министр, затем премьер-министр и Верховный главнокомандующий. Тайно бежал из Петрограда в Гатчину вместе с эсером Б.В. Савинковым накануне штурма Зимнего дворца 25 октября (7 ноября). В 1918 г. эмигрировал во Францию, с 1940 г. жил в США.
Мне удалось перейти в бывший Мариинский институт [244] , находившийся недалеко от нашего дома, и, начиная с января 1918 г. до роспуска на лето, я там училась, вернее, делала вид, что училась, потому что у этих ископаемых, называвшихся учителями, учиться было нечему. Кроме того, класс состоял из стольких различных уровней знания, что всегда одна половина тормозила другую.
Недостаток школьных занятий я возмещала чтением. Действительно, только выслушивая в десятый раз историю Греции, я перестала удивляться, почему учитель истории никогда меня не вызывает, а всегда ставит высшую отметку (12) за почтенный вид. Весной стал вопрос о даче. За неимением лучшего, остановились на даче Кусова в Павловске. Там были у него три дачи в псевдорусском стиле Александра III. Все их он предоставил Теософскому обществу, и дома были переполнены старушками всех мастей. Пушкинята были отправлены в Англию, в теософический колледж и писали жалобные письма о том, как с ними плохо обращались на пароходе и как они скучают по матери.
244
Мариинский институт — один из 11 женских институтов в Петербурге начала XX в. (ул. Кирочная, 54). После закрытия Екатерининского института О. Ваксель совмещала учебу с работой на книжном складе (из пояснения А.С.). Далее говорится о том, что она много читала, видимо, имея доступ к книгам на этой службе.
В даче с нами жили Корольчата и семейство Лесман [245] . Хозяйством мы занимались сами, я ходила на рынок и готовила. Мама часто выезжала в город и отсутствовала по несколько дней. Я скучала, бродила по паркам, писала стихи.
Зимой я неожиданно встретила в трамвае Арсения Федоровича. Мы друг друга узнали, но не поздоровались. Когда я сошла у нашего дома, я видела, как он вышел на площадку и смотрел, куда я иду. Через несколько дней последовал телефонный звонок. А.Ф. говорил, что я так повзрослела, что меня трудно было узнать [246] . «Вижу, ходит барышня, в шляпке и котиковой шубке и не смотрит по сторонам. Неужели это Лютик, девчонка из Царского Села, устроительница футуристической выставки на крыше беседки, пожирательница моих конфет?» — «Да, да, это я, приходите, мама будет рада Вас видеть». Моя мама вовсе не была рада его видеть, но зато я — очень. Он носил полувоенный костюм, очень изящно сшитый, и защитного цвета бекешу [247] с красным каракулем.
245
Лесманы: Иосиф Антонович — артист, Софья Фокионовна, Людвик Антонович и Мария Федоровна Лесман-Гарденина — друзья Ю.Ф. Львовой (примеч. А.С.).
246
О красоте О. Ваксель неоднократно упоминали различные мемуаристы. И.В. Чернышева (см. примеч. 182) признавала: «Лютик была красива. Светло-каштановые волосы, зачесанные назад, темные глаза, большие брови…фотографии не передают ее красоту… Она была необыкновенной, незаурядной женщиной. Чувствовался ум, решительный характер. И в то же время ощущалась какая-то скрытая трагичность» (Готхард НЛ. Указ. соч. С. 169). О. Ваксель подарила О. Мандельштаму свою фотографию, на которой она запечатлена в профиль с руками (из пояен. А. С.). Возможно, речь о кинопробе студии ФЭКС (с платком на голове, см. примеч. 307).
247
Бекеша — верхняя мужская одежда на меху, в талию и со сборками.
Его появление в нашем доме было, несомненно, появлением «жениха». Хотя он был убежденным холостяком и человеком, считавшим себя неудачником в личной жизни, это не мешало ему бывать у нас с удовольствием, заниматься со мной математикой, водить меня в концерты и вообще проводить со мной довольно много времени. Я писала стихи, которых никому не показывала, и решила окончательно: он будет моим мужем [248] .
Летом 1918 года мы начали испытывать первые трудности в продовольственном отношении, но все-таки у нас были деньги, и было только делом умения доставать все необходимое. Зато у бедных Корольчат дела были действительно плохи. Их отец пропал без вести на Кавказе, мать была совершенно беспомощна, они жили на то, что присылал дед, и этого им не хватало. Они буквально голодали, и часто милые теософы ловили их на краже еды [249] . Дедушка Лампе купил дачу в Териоках [250] , и Мишу отправили к нему. С тех пор ни мать, ни сестра не видели его больше, а Толя видел только один раз, вызвав в Гельсингфорс, куда попал со своим пароходом.
248
О раннем замужестве О. Ваксель сохранились разноречивые мнения. Так, А.Ф. Смольевский уверял сына во время одной из встреч, произошедшей не ранее 1950 г., что мать Лютика «хотела сбыть с рук дочь и потому поскорее выдала ее замуж» (Восп. А. С. Л. 10). Однако, судя по другим поступкам О. Ваксель, она была достаточно самостоятельна в принятии решений (см. также примеч. 267). «Лютик вышла замуж за А.Ф., едва ей исполнилось восемнадцать лет, никакие попытки близких отговорить ее, не помогали» (коммент. А. С.).
249
Этот факт нашел отражение в следующем замечании А.А. Смольевского: «Помню, как я однажды в детстве спросил у бабушки Юлии Федоровны, можно ли сварить суп из листьев от редиски. Это ужасная гадость, — сказала бабушка, — но вот Корольчата варили”.
И спустя много лет она вспоминала: “Иногда вдруг у Корольковых оказывалась какая-то еда — украденная. Анна Викторовна растерянно говорила, что Таня ее… нашла. Она верила!”» (примеч. А.С.).
250
Териоки — курортная местность на берегу Финского залива. До 1940 г. — поселок в составе Финляндии. С 1948 г. — г. Зеленогорск Ленинградской области.