— Не боитесь молодцев одних в город пускать?

— Здесь княжий мир [159] не объявлен для торговых гостей? — недоверчиво поинтересовался Владимир.

Турин, ёрзая спиной, удовлетворённо запыхтел — удобно устроился, молвил:

— Мне пятый десяток пошёл, но меч крепко держу в своей деснице, и я до сих пор чувствую себя сильным, как в молодости. Может, менее ловким стал. Но и более тихим. Когда я заходил в город после похода, то обязательно пропускал чарку мёда или пива, и меня тянуло до баб и в драку. Бывало, и убивал кого-нибудь. Молодцы прогуливали добычу, а я только виры успевал платить. Воеводы частенько вязали меня, хмельного, чтобы я шкод не натворил.

Турин заулыбался, вспоминая молодые годы. Снаружи сквозь завесу воды послышались голоса — звали Владимира. Оказалось, что пришли люди князя Бурислава брать лодейное. Ивар с Кальвом никак не могли договориться: лютичи [160] просили серебром, которого пока было мало. К Владимиру с сыновьями ярла вскоре присоединился Олав. Обе стороны, несмотря на вотолы и опущенные видлоги [161] , вымокли насквозь, не уступая друг дружке. Гости нехотя уступили, когда княжеский тиун начал не на шутку злиться. Как раз к этому времени вернулись посланные в город. Вымокшие и довольные: с возом дров они раздобыли ещё и пива. Ближе к сумеркам стихия утихла, на берегу викинги развели костры, ели и пили до одури. Подходили к веселью ещё какие-то гости из Дании, знакомились, поднимали за здравие полные роги. Нашлись гудки и арфа, плясали до глубокой ночи. Те, кто не смог залезть на корабль, валились прямо на берегу. Конунги с сыновьями ярла, Торгислем и Хвостом, держали себя, присматривая за гуляющими викингами, дабы не потащило их в город творить разные шкоды. Впрочем, Хвост не выдержал и к полуночи, упившись и наплясавшись, полез на корабль спать.

Наутро Владимир с Олавом, Торгислем и Флоси Занозой, что привязался к конунгам после того, как они спасли ему жизнь, пошли осматривать торг. Большинство викингов ещё спали. Многие из тех, кто спал на земле, от холода перебрались на корабли. Проснувшиеся тяжко матерились, не находя себе с похмелья места.

Бродили по рядам, прицениваясь к товару, в уме прикидывая, сколько можно выручить за рухлядь, сукна, оружие и узорочье, скинув всё враз купцам, ибо по обилию, разваленному по лавкам, было ясно, что расторговываться можно было всё лето, а хотелось как можно скорее. Но Владимир с Олавом не зря росли в бойком тороватом [162] Новгороде: расспрашивая, нашли охочих до товара купцов, прикинули смету, подписали грамоты. Лихва [163] получилась неплохая, тем более что при почти ясном небе задувал полночный ветер, обрушивая на берег курчавые в пене волны, что говорило о долгой буре и о том, что вряд ли кто ещё придёт на кораблях. Довольные, взяли братину пива, послали Торгисля в стан, чтобы передал наказ никому без конунгов не отлучаться, указали место на берегу моря, где будут ждать его.

Волны с шумом набегали на песчаный берег, нехотя, с шипением, уползая. Конунги с Флоси разлили пиво по чарам, заботливо выструганным мастером в виде селезней. Подняли здравицу за успешное начало торга. Подошёл Торгисль, налили ещё. По сказу Торгисля, оказалось, что Кальв возмущён тем, что вынужден ждать возвращения конунгов.

— Да пусть идёт и торгуется, — молвил Владимир, — свою долю ему и его людям никто не мешает продать. Только с кем они будут после того, как узнают, что расторговаться можно было выгоднее?

— Что ни говори, а Олавсонам пора бы прижать хвост, — сказал Трюггвасон, утирая рукавом по-юношески жидкую светлую бороду. С сыновьями ярла он перестал ладить ещё с Боргундархольма, когда при дележе добычи ему достался драккар Торира Палёного. Кроме того, большинство согласившихся служить победителям борнхольмцев захотели остаться с Олавом. Лодья Трюггвасона отходила Владимиру, но у того недоставало людей на два корабля, и Олав пока так и ходил, поставив хёвдингом на свой драккар Флоси. Сыновья ярла, по мнению Трюггвасона, слишком возгордились после того, как им достался драккар Сигурда Рыжего. Владимиру ссора с Олавсонами была не нужна, и, пока он обдумывал ответ, который оставит его в стороне от дрязг, Флоси перевёл разговор:

— Мир держится здесь на тонкой паутине, — он кивнул в сторону отемнённых дождями и временем городских прясел, — венды то и дело воюют против саксов. То друг с другом, то на стороне саксов против датчан, когда другие венды на стороне датчан против саксов. Князь Бурислав женат на сестре Синезубого, и здесь можно не опасаться датских набегов.

— Я думаю, что тот, кто не боится держать такой торг на открытом месте у моря, вряд ли кого-то опасается, — заметил Олав.

— Турин много мог бы рассказать про эти места, — продолжил Флоси, — йомсвикинги нападали на Волин, но были отбиты.

— Турину нужно помочь с раной, — сказал Владимир. — Один помог мне спасти ему жизнь не для того, чтобы он умер в постели. У князя должен быть хороший знахарь, и он вряд ли откажет дать мне его.

— А ещё у него есть красивые дочери! — рассмеялся Заноза, повеселев от пива. Олав, задумчиво подкапывая носком сапога камень, сказал:

— Я пойду с тобой, Владимир, когда соберёшься идти к князю. Скажу честно: я не собираюсь идти дальше, куда вы задумали, и, если Бурислав достойный правитель, он не откажет сыну конунга Норэгр послужить у него.

Владимир ожидал от Олава, что тот не только из-за ссор с сыновьями ярла, но и из-за собственной гордости рано или поздно уйдёт, однако новость расстроила его. Он чуть усмехнулся краем губ:

— А если я не возьму тебя с собой к Буриславу?

— Мне придётся влезть тебе на шею.