«Еще две тысячи лет их не изменят, — объявил сэр Уильям Дэнисон, губернатор Мадраса. — Они не сделают белого человека из индуса» [1369] .

Независимость могла являться целью, но многие британцы считали, что ее можно достигнуть (если вообще можно) только после болезненно медленных реформ.

Лорд Элджин, который сменил Каннинга на послу вице-короля Индии в 1861 г., едва ли мог желать изменить условия проживания людей, к которым относился «не как к собакам, потому что в таком случае им можно свистнуть и погладить, а как к машинам, с которыми нельзя никак общаться или испытывать сочувствие» [1370] .

Элджин, который, как утверждали, говорил банальности, очень требовательно выступал за политику постепенного осуществления социальных преобразований. «Мы должны, по крайней мере, какое-то время, ходить дорогами, проложенными другими, — сказал он. — Нужно выровнять маленькую ямку здесь, убрать немного грязи там, а если вкратце — ограничиться работой мусорщика. Она очень скромная, а отчасти — довольно неприятная» [1371] .

С другой стороны, просвещенные викторианцы едва ли могли отрицать, что хорошее управление было разумным основанием британской администрации. «Улучшение санитарных условий, образование, больницы, дороги, мосты, навигация, — повторял лорд Майо, который стал вице-королем после сэра Джона Лоуренса в 1869 г. — Мы пытаемся за полстолетия сделать то, что в других странах заняло жизнь нации» [1372] .

Конечная цель этого продвижения вперед была неизбежна, во многом потому, что в 1867 г. Британия сама перекрыла Ниагару (как выразился Карлайл), сделав решительный шаг к демократии. Как сказал лорд Рипон (в дальнейшем — вице-король Индии), целью Британии должна стать помощь Индии в приобретении «большей доли в управлении собственными делами» [1373] .

Не нужно говорить, что политика не всегда укладывается в нужные рамки. Водораздел в стиле Киплинга между Востоком и Западом слишком упрощен. Как и Ганди, британские правители свободно использовали традиции, которые им подходили. Более того, и консервативные, и либеральные вице-короли Индии помогли росту индийского национализма.

Это частично происходило потому, что британцы, несмотря на провозглашаемый талант к управлению, правили Индией плохо. Если судить по мифу, наверху находилось Великое Декоративное Украшение, которое было способным, усердным, рачительным и высоконравственным, словно «Сын Неба».

Под ним располагалась тысяча индийских государственных служащих, которых иногда сравнивали со стражей Плутона [1374] . Это была специально подготовленная элита, в состав которой боги добавили золото. Но, несмотря на благородные намерения, результаты оказались удручающими. Например, сэр Джон Лоуренс был верным патерналистом, который подчеркивал в беседе с Майо, по прибытии последнего в Калькутту, важность доброго отношения к местным жителям. Но когда сам он выскочил из кареты, то тут же отодрал за уши медлительного конюха.

Сам Майо, крепкий и здоровый мужчина из партии «тори», обещал Индии «эпоху улучшений» [1375] и усиленно пытался этого добиться. Он воспользовался советом Флоренс Найтингейл, которая гордилась тем, что является «губернаторшей губернатора Индии» [1376] .

Лорд Майо организовывал общественные работы типа строительства портов, железных дорог, каналов и ирригационных систем. Он подбадривал своих одиноких подчиненных, которые трудились на жаре, среди пыли и болезней, установить «незапятнанный, сильный и справедливый режим» [1377] .

Каждый год Майо проезжал тысячи миль по сельской местности, чтобы лично возглавлять «великолепную работу по управлению низшей расой» [1378] . Он преодолевал большие расстояния, сидя в седле, снашивая штаны. Вице-король задумывался, почему никто не делает ему комплиментов, как тот, что один раз адресовали много ездившему в седле Джорджу Каннингу: «При любых обстоятельствах, сэр, но особенно сейчас, я бы скорее стал собственником вашей головы, чем задницы» [1379] .

Тем не менее переписка Майо, большая часть которой не была опубликована, свидетельствует о том, что он невольно руководил неразберихой на Индостане.

Вторжение государства было минимальным, поскольку Лондон инструктировал его «не заниматься бесполезными делами, снизить налоги и увеличить расходы» [1380] . Даже во время вспышек голода, от которых Индия страдала между 1860 и 1908 гг., и стоивших по крайней мере тридцать миллионов жизней, людьми жертвовали ради экономики.

В дальнейшем лорд Керзон подтверждал: голод в Индии привлек не больше внимания в Британии, чем порыв ветра на озерце Серпантин в Гайд-парке. В округах Бомбей, Бенгалия и Мадрас, которые (к огорчению Майо) неизменно создавали препятствия для найма индусов, яростная ревность и разделенная власть парализовали управление. Британские гражданские служащие (зачастую — любители охоты на кабанов и джина, закончившие частные привилегированные школы), были невероятно далеки от своих подданных. Они «смотрели на Индию, как на дойную корову» [1381] . Там было столько военных, которые приехали за синекурами, инспекторов, которым нечего было инспектировать, офицеров рабочих подразделений, не имевших никаких обязанностей, которые можно выполнять, что армия стала посмешищем [1382] .