Конфликт возобновился, и сэр Фредерик Робертс оказался столь же победоносным в бою, как и яростным в репрессиях. По словам одного из его генералов, он хладнокровно застрелил по меньшей мере шесть человек и повесил еще несколько дюжин, некоторых из них — в капюшонах из свиной кожи, «за то, что боролись против нас» [1403] .

Литтон сказал Фитцджеймсу Стивену, что поддержит Робертса во всем: «Тем не менее, между нами, я думаю, что некоторые из его арестов и казней были политическими ошибками» [1404] . Однако Робертс позволил британцам выпутаться и через некоторое время ослабить напряженность в Афганистане, хотя мир оказался беспокойным и ненадежным.

Тем временем почти все проклинали Литтона. Гладстон негодовал из-за несмываемой вины ненужного конфликта. Герцог Аргилл, ранее занимавший пост министр по делам Индии, пришел в такую ярость, что (как образно выразился Литтон), «сам себя поджег от корней волос». На самом Индостане вице-короля обвиняли в том, что добавил войну к голоду. Если учитывать все, то он значительно обострил различия между белыми правителями и образованными индусами, которые в 1857 г. в целом отождествляли себя с британским правлением, а к концу столетия в целом ему противостояли.

Враждебность еще более усилилась после 1880 г., хотя преемник лорд Рипон был либералом, придерживающимся взглядов Гладстона. Он управлял Индией с беспрецедентным сочувствием.

Рипон был благородным, великодушным и многоречивым сыном самого незначительного премьер-министра Британии лорда Годрича. Он считал жизненно важным «сделать образованных местных жителей друзьями, а не врагами нашего правления» [1405] . Поэтому вице-король в некоторой степени ввел самоуправление, которое обеспечивало индусов средствами политического самовыражения. Признавалось, что оно ограничено.

Ивлин Баринг говорил, что это предохранительный клапан для «англизированных индусов», которых быстро заткнут, если те станут выступать по какой-то теме, более важной, чем дороги и канализация. Но Рипон смотрел на это, как этап на пути к независимости. Посему он убрал цензуру, отменив закон Литтона о местной прессе. Он вступал против иностранных авантюристов — например, отказывался аннексировать Верхнюю Бирму (правда, эта задача была лишь отложена).

Другие реформы были сорваны. Продолжалось традиционное зло. Индийские полицейские, у которых иногда было «больше усов, чем мозгов» (!) [1406] , продолжали использовать пытки с попустительства своих британских начальников.

У Рипона не хватало сил и возможностей сделать так, как он хочет, в особенности в самом громком и скандальном деле своего правления. Это была попытка позволить индийским судьям судить европейцев, что им недавно запретили в нарушение принципа, утверждавшегося Маколеем и его коллегами («закон слеп к цвету кожи»).

Закон стал известен, как «билль Илберта». Он назван в честь юриста, члена Совета при вице-короле. Предложение привело в негодование почти все британское сообщество. Особенно распалились двадцать тысяч европейцев, не занимавших официальных должностей — торговцы, инженеры, хлопководы, плантаторы и т.д. Они являлись низшими кастами в белой иерархии, а поэтому поддерживали свой статус, утверждая свою власть над индусами — часто грубо, иногда жестоко. Один плантатор, занимавшийся разведением чая, советовал Уилфриду Скейвену Бланту бить местных жителей сильно, но все-таки не очень сильно, поскольку «они способны без преувеличения умереть назло вам» [1407] .

Противники билля провели яростную кампанию. Шум их первого большой протестного собрания, проводившегося в городской ратуше Калькутты 28 февраля 1883 г., долетал до Дома правительства. Они утверждали, что эта вредоносная мера разрушит все основы британского правления в Индии. Среди других вещей они использовали самые мрачные и жуткие страхи своих соотечественников, объявляя, что неисправимо коррумпированные индийские судьи будут злоупотреблять своей властью, заполнят свои гаремы цветом английских женщин.

Рипон и Илберт были объявлены предателями расы. Киплинг, который в качестве начинающего репортера непреднамеренно одобрял политику правительства, был изгнан из клуба в Лахоре. Он быстро изменил позицию, отразив европейскую паранойю в гротескном описании городской индийской толпы — «человеческого зверинца»: «Морды собак, свиней, хорьков и козлов, еще более ужасные из-за того, что приставлены к человеческим телам и освещены человеческим умом… Все они создают у зрителя впечатление диких животных, которых удерживают от убийства и насилия, и раздражаются из-за этого сдерживания» [1408] .

Расовые страсти угрожали закипеть и вылиться в «восстание белых» [1409] . Поэтому Рипон отказался от билля. Однако индусы уважали его больше, чем кого-либо из вице-королей, а когда он уезжал в 1884 г., салютовали ему хорошо спланированными демонстрациями. Амритсар осыпал его розовыми лепестками. Калькутта сияла иллюминацией в его честь. Бомбей, украшенный не только «знаменами и лентами, флажками, вымпелами, девизами и гирляндами» [1410] , но и жемчугом и бриллиантами, устроил ему триумф.