Что новаго сказать вамъ о знаменитыхъ зданіяхъ? Но вы не поврите, что мы были на пирамидахъ, пока я не принесу вамъ какой-нибудь вещички съ вершины ихъ.

Мальчикъ въ бломъ колпак карабкался по камнямъ, держа въ рукъ кувшинъ съ водою для освженія утомленныхъ путниковъ, которые подымались вслдъ за нимъ. Вотъ, наконецъ, прислъ онъ на верху пирамиды. Обширный, гладкій пейзажъ раскинулся передъ его глазами: большая рка, текущая извилинами; пурпуровый городъ, съ укрпленіями, спицами и куполами; зеленыя поля, пальмовыя рощи и деревни, мелькавшія темными пятнами. Долины были еще покрыты наводненіемъ; далеко, далеко тянулся этотъ пейзажъ, сливаясь съ золотымъ горизонтомъ. Перенесенный на полотно или на бумагу, онъ былъ-бы очень неэфектной картиною. Два сонета Шеллея я признаю самымъ удачнымъ описаніемъ пирамидъ; они лучше даже дйствительности. Вы можете закрыть книгу и нарисовать въ своемъ воображеніи то, что высказано въ ней словами; по-крайней-мр отъ этого занятія не отвлекутъ васъ мелочныя непріятности, напримръ, крикливая толпа нищихъ, которые цпляются здсь за ваши фалды и вопятъ неотступно, чтобы вы подали имъ милостыню.

Поздку къ пирамидамъ можно назвать самой пріятной прогулкою. Въ конц года, хотя небо почти и безоблачно, однако же солнце не печетъ слишкомъ жарко, и окрестность, освженная сбывающимъ наводненіемъ, покрыта свжей, сочной зеленью. Мы двинулись изъ гостиницы въ-шестеромъ; съ нами была одна леди; она распоряжалась содовой водою и также присла отдохнуть на вершин Хеопса. Те изъ насъ, которые были предусмотрительне, запаслись двумя лошаками. Мой лошакъ по-крайней-мр пять разъ упалъ во время дороги, заставивши повторить меня прежній опытъ, хотя и съ большимъ успхомъ. Разстояніе отъ ногъ до земли очень не велико; когда падаетъ лошакъ, стремена соскальзываютъ съ подошвъ, и вы становитесь на ноги чрезвычайно легко и граціозно.

Эзбскійской долиною и предмстіями города, гд находятся дачи египетской аристократіи, прохали мы къ старому Каиру; тутъ вся наша партія вошла на паромъ, который быстро понесся на противоположный берегъ Нила. Перевозчиками были крикливые и расторопныя Арабы, ни сколько не похожіе на важныхъ и безмолвныхъ Турокъ. Въ продолженіе всей дороги пирамиды находились въ виду у васъ. Тонкія серебристыя облачка прикрывали слегка зарумяненныя солнцемъ вершины ихъ. На пути видли мы нсколько любопытныхъ сценъ восточной жизни. У воротъ загороднаго дома паши, стояли невольники и лошади, покрытыя попонами; рядомъ съ навьюченными лошаками шли земледльцы; въ Каир останавливались они отдохнуть и освжиться подл фонтановъ. Мимо насъ прошелъ медленнымъ шагомъ отрядъ солдатъ, въ блыхъ мундирахъ, красныхъ шапкахъ и съ блестящими штыками. Потомъ слдовали прибрежныя сцены: на противоположномъ берегу былъ хлбный рынокъ, и туда-то плыли паромы и рчныя суда подъ красными парусами. Тутъ съ берега, открывши золотистое лицо свое, внимательно, словно мсяцъ, глядли на насъ очень хорошенькая женщина, съ серебряными на рукахъ браслетами. На втвяхъ пальмъ висли кистями пурпуровые финики; срые журавли и цапли носились надъ прохладной водою блестящихъ озеръ, образовавшихся посл разлитія Нила; вода струилась сквозь отверстія грубыхъ плотинъ, орошая сосднія поля, покрытыя удивительно свжей зеленью. Вдали выступали дромадеры, съ сдоками, которые растянулись на горбахъ у нихъ; въ каналахъ стояли вязкія парусныя суда. То прозжали мы древнимъ мраморнымъ мостомъ; то тянулись гуськомъ по узкой борозд склизкой земли; то шлепали по грязи. Наконецъ, въ полумил отъ пирамиды, подъхали мы къ большой лужъ стоячей воды, саженей въ пятнадцать шириною, и, при общемъ хохотъ, возсли на плеча полунагихъ Арабовъ. Но подъ смхомъ скрывалось другое чувство: многіе изъ васъ побаивались, чтобы дикари не сунули ихъ въ глубокія ямы, которыми изобиловало это измнническое озеро. Къ счастію, дло окончилось только смхомъ и шутками, крикомъ переводчиковъ и ссорами Арабовъ при длежъ вырученныхъ за перевозъ денегъ. Мы разъигрывали фарсъ на сцен, украшенной пирамидами. Величаво стояли передъ нами эти громадныя зданія, а въ тни ихъ происходили пошлыя вещи: высокое исчезло. Путешественникъ достигаетъ сюда сквозь длинный рядъ всевозможныхъ мытарствъ. Робко смотрите вы на предстоящій вамъ путь къ вершин пирамиды, a вокругъ васъ гагакаютъ грубые дикари. Сверху несутся слабые крики; вы видите, какъ ползутъ туда маленькія наскомыя; вотъ добрались они до верхушки и начинаютъ спускаться внизъ, прыгая со ступеньки на ступеньку; восклицанія и крики становятся громче и непріятне; маленькая, прыгающая штучка, бывшая за минуту до этого не боле муравья, соскакиваетъ, наконецъ, на землю и превращается въ маіора бенгальской кавалеріи. Разогнавши съ громкимъ проклятіемъ докучливыхъ Арабовъ, которые столпились вокругъ него, онъ начинаетъ махать желтымъ платкомъ на лосное, багровое лицо свое, садится, отдуваясь, на песокъ, подъ тнью пирамиды, гд ожидаетъ его холодная курица, и вотъ черезъ минуту толстый носъ маіора погружается въ стаканъ водки или въ пну содовой воды. Отнын можетъ смло говорить онъ, что былъ на пирамид; но въ этомъ подвитъ нтъ ничего высокаго. Еще разъ посмотрите вы на вьющуюся зигзагами линію отъ основанія до самой верхушки Хеопса, и у васъ явятся желаніе подняться и опять сойдти по ней. И такъ — смлй впередъ! Надобно же ршиться. Еслибы и захотлось вамъ вернуться съ половины дороги — нельзя: шесть Арабовъ идутъ позади, они не допустятъ васъ отказаться отъ задуманнаго предпріятія.

Безотвязный народъ этотъ еще мили за дв до пирамидъ начинаетъ уже слдить за Европейцами; человкъ шесть пристанутъ къ одному путешественнику, и до-тхъ-поръ не покинутъ его, пока не проводятъ на верхъ и не опустятся съ нимъ на землю. Иногда сговорятся они между собою понудить несчастнаго туриста вбжать туда бгомъ, и почти полумертваго отъ устали введутъ на пирамиду. Когда подымаетесь вы, двое этихъ негодяевъ непремнно подталкиваютъ васъ въ спину. Брыкаться отчаянно ногами — вотъ единственное средство отдлаться отъ нихъ. Въ этомъ восхожденіи не заключается ничего романическаго, труднаго или сильно дйствующаго на душу человка. Вы идете по большой изломанной лстниц; нкоторыя ступени ея не мене четырехъ футовъ вышины. Не трудно, только немножко высоконько. Видъ съ пирамиды ничмъ не лучше той картины, на которую смотрли вы, сидя на лошак. Видно немного побольше рки, песку и полей, засянныхъ рисомъ. Не торопясь, сходите вы внизъ по этимъ большимъ уступамъ; вамъ хотлось бы помечтать, но проклятые крики Арабовъ разгоняютъ мысли и не даютъ вамъ подумать.

— Какъ! И вы ничего боле не въ состоянія сказать о пирамидахъ? Стыдитесь! Ни одного комплимента ни ихъ гигантскимъ размрамъ, ни ихъ вковой древности; ни громкой фразы, ни восторженнаго выраженія. Не хотите ли вы уврить насъ, что пирамиды не внушили вамъ глубокаго къ себ уваженія? Полноте! Возьмите перо и постарайтесь составить изъ словъ памятникъ, такой же высокій, какъ и эти необъятныя зданія, которыхъ не могли сокрушить ни «imber edax», ни «aquilo impotens», ни полетъ времени.

— Нтъ; куда намъ! Это дло геніевъ, великихъ поэтовъ и художниковъ. Мое перо непригодно для такихъ вещей. Оно вырвано изъ крыла простой домашней птицы, которая расхаживаетъ по двору, любитъ бормотать, порою и посвистываетъ; но взлетать высоко ршительно не въ состояніи, и при всякой попытк на такой полетъ опускается внизъ очень скоро. Конецъ ея вотъ какой: попасть на столъ въ Рождество или въ Михайловъ день и занять семью на полчаса времени, доставивши ее — да позволено будетъ надяться вамъ — маленькое удовольствіе.

Черезъ недлю явились мы въ карантинной гавани Мальты, гд семнадцать дней отдыха и тюремнаго заключенія были почти пріятны посл безпрестанныхъ обозрній новизны въ продолженіе послднихъ двухъ мсяцевъ. Можно похвалиться, что мы въ короткій промежутокъ времени: отъ 23-го іюля до 27-го октября, видли больше городовъ и людей, нежели въ такой же срокъ видятъ ихъ другіе путешественники. Мы постили Лиссабонъ, Кадиксъ, Гибралтаръ, Мальту, Аины, Смирну, Константинополь, Іерусалимъ и Каиръ. Названія этихъ городовъ велю я вышить на ковровомъ мшк, который побывалъ въ нихъ со мною. Какое множество новыхъ чувствъ, разнообразныхъ предметовъ и пріятныхъ воспоминаній остается въ душ человка; совершившаго такую поздку! Вы забываете вс непріятности путешествія, но удовольствіе, доставленное имъ, остается съ вами. Здсь повторяется тоже, что происходитъ съ человкомъ посл болзни: забывая тоску и страданія, томившія его во время недуга, онъ съ наслажденіемъ припоминаетъ вс мелочныя обстоятельства, сопровождавшія его выздоровленіе. Теперь забылъ я о морской болзни, хотя розсказнями о ней и наполненъ журналъ мой. Случилось, напримръ, что горькій эль на пароход оказался никуда негоднымъ, что поваръ дезертировалъ въ Константинополъ, и преемникъ его кормилъ насъ очень плохо, пока усплъ попривыкнуть къ длу. Но все это прошло, все забылось, и въ памяти остается только свтлая сторона путешествія. Не долго блестли передъ нами, подъ синимъ небомъ Аттики, блыя колонны Паренона, но если бы въ продолженіе всей жизни мы безпрестанно видли ихъ, и тогда воображеніе наше не могло бы представить ихъ живе. Одинъ часъ пробыли мы въ Кадикс, но блыя зданія и синее море — какъ ясно рисуются они въ нашемъ воспоминаніи! Въ ушахъ все еще дребезжатъ звуки гитары, и передъ глазами вертится ловкій цыганъ, посреди рынка, освщеннаго солнцемъ, наполненнаго плодами и вщами. Можно ли забыть Босфоръ, эту великолпнйшую сцену, прекрасне которой нтъ ничего въ подлунномъ мір? Теперь, когда пишу я и думаю о быломъ, передо мною возстаетъ Родосъ, съ его древними башнями, чудной атмосферою и темно-голубымъ моремъ, обхватившимъ пурпуровые острова. Тихо идутъ Арабы по долин Шарона, въ розовыхъ сумеркахъ, передъ самымъ восходомъ солнца. Съ мечети; которая стоитъ на дорогъ въ Вилеемъ, и теперь могу видть я печальныя моавскія горы съ блистающимъ въ промежуткахъ ихъ Мертвымъ моремъ. У подошвы Масличной горы стоятъ черныя, источенныя червями деревья Гесиманіи, а вдали, на каменныхъ холмахъ, подымаются желтыя укрпленія города.

Но едва-ли не самой дорогой мечтою осталось воспоминаніе о ночахъ, проведенныхъ на палуб, когда свтлыя звзды блистали надъ головою и мысли мои неслись на родину. Однажды, въ Константинопол, долетлъ до меня крикъ муэдзина: «Спшите на молитву!» Звонко дребезжалъ онъ въ ясномъ воздух; въ тоже время увидалъ я Араба, павшаго ницъ, и еврейскаго равина, склонившагося надъ книгою: вс они славословили своего Создателя. Теперь, когда сижу я дома, въ Лондон, и дописываю послднія строчки моихъ Путевыхъ Замтокъ, — эти фигуры, вмст съ плывущимъ пароходомъ и нашей на немъ церковной службою, живе всего рисуются въ моемъ воображеніи. Такъ-то вс мы; и каждый изъ насъ по-своему, преклоняя колна, прославляемъ Отца нашего. Сестры и братія, не смйтесь надъ ближнимъ, если голосъ его не сходенъ съ вашимъ голосомъ. Врьте, что въ словахъ моихъ нтъ лицемрія, и смиренное сердце исполнено благодарности.

1846