Съ мужчинами, съ этой прекрасной и благородной расою людей, обходятся здсь, какъ съ собаками. Когда халъ я базаромъ, проводникъ, пролагая дорогу мн сквозь густую толпу феллаховъ, стегалъ плетью тхъ изъ нихъ, которые не могли или не хотли посторониться. Никогда не забуду я этой унизительной сцены!

Почтенный старикъ, съ длинной и совершенно сдой бородою, получивши ударъ, не произнесъ ни малйшей жалобы. Онъ только отошелъ въ сторону, пожимая плечами, по которымъ хлестнула плеть. Эта жестокость возмутила меня. Я закричалъ на проводника и запретилъ ему драться въ моемъ присутствіи. Но здсь вс дерутся плетью: и пшій конвой наши, когда детъ онъ по базару, и прислуга доктора, когда пробирается онъ сквозь толпу, чинно возсдая на хребт своей кобылицы, и особенно Негры. Эти дерзкіе негодяи, очищая для самихъ себя дорогу, машутъ бичемъ на об стороны безо всякаго сожалнія; и никогда не услышите вы жалобы.

Какъ описать вамъ красоту здшнихъ улицъ, эту разнообразную архитектуру домовъ, арокъ, висячихъ кровель, портиковъ и балконовъ, эту удивительную игру свта и тни, которая пестритъ ихъ, этотъ варварскій блескъ обширныхъ базаровъ и шумную, суетливую толпу, которая наполняетъ ихъ! Цлая академія художниковъ нашла бы здсь богатйшіе матеріялы для картинъ своихъ. Нигд не видалъ я такого разнообразія архитектуры, жизни и блестящаго колорита. Каждая улица, каждая лавка базара такъ вотъ и просятся на полотно картины. Нашъ знаменитый акварельный живописецъ, мистеръ Леувсъ, набросалъ на бумагу нсколько этихъ сценъ чрезвычайно удачно; но здсь достанетъ ихъ на сотню артистовъ, и если кто-нибудь изъ нихъ, читая эти строки, вздумаетъ воспользоваться случаемъ и пріхать въ Каиръ зимою, онъ найдетъ здсь превосходный климатъ и богатые предметы для своей кисти.

Изъ эскизовъ однихъ только Негровъ можно составить очень интересный альбомъ. Сегодня похалъ я на лошади за городъ, къ гробницамъ Калифовь. Эти древнія, необитаемыя зданія съ куполами, дворами и минаретами представляютъ очень живописную картину. Въ одномъ изъ нихъ остановились только-что прибывшіе сюда Негры; они столпились подл стны, освщенной солнцемъ; продавцы ихъ ходили по двору, или курили табакъ, лежа на цыновкахъ. Въ толп замтилъ я чернаго, какъ ночь, Абиссинца съ такимъ гадкимъ выраженіемъ лица, что его можно было назвать олицетворенной подлостью. Когда я началъ рисовать портретъ этой ракаліи, онъ пристально поглядлъ на меня съ своей цыновки и вслдъ за этимъ попросилъ денегъ. «Я знаю, говорилъ онъ, изъ-за чего вы хлопочете. Вы нарисуете меня, а потомъ, когда вернетесь въ Европу, продадите эту картину за деньги: такъ подлитесь хоть немножко со мною». Чувствуя, что у меня не достанетъ искусства изобразить такой избытокъ плутовства, я положилъ кисть, бросилъ ему сигару и веллъ сказать переводчику, что рожа этого молодца слишкомъ гадка для того, чтобы сдлаться ей популярною въ Европѣ, и что по этой-то именно причин я и выбралъ ее для своего рисунка.

Это были невольники, назначенные для продажи. На сцену выступилъ хозяинъ ихъ и показалъ намъ свое черное стадо. Оно состояло, по большей части, изъ мальчиковъ и молодыхъ женщинъ, которыя были хорошо сложены, но отвратительно безобразны. Скинувши съ одной изъ нихъ покрывало, продавецъ веллъ подняться ей на ноги. Она повиновалась, дрожа всмъ тломъ отъ стыдливости. Кожа на ней была черна, какъ уголь, губы походили на сосиски, большіе глаза отличались добрымъ выраженіемъ, и курчавые волосы вились на голов густыми, маленькими и жесткими колечками.

Нельзя сказать, чтобы эти люди были несчастны. Они смотрятъ на васъ такими же глазами, какъ бдная двушка глядятъ въ Англіи на фабрику, куда бы хотлось наняться ей. Съ купленными Неграми обходятся здсь ласково и одваютъ ихъ хорошо; они скоро жирютъ и становятся очень веселы. Но мн показалось, что эти невольницы очень дики въ сравненіи съ тми, которыхъ видлъ я на константинопольскихъ базарахъ. Когда я разсматривалъ тамъ одну Негритянку и слишкомъ патетически удивлялся полнот ея формъ, она улыбалась очень весело и поручила драгоману попросять меня, чтобы я купилъ ее за двадцать фунтовъ стерлинговъ.

За гробницами Калифовъ начинается уже степь. Она подходитъ къ самымъ стнамъ Каира и замыкается зеленью садовъ, которые темнютъ на южной ея оконечности. Отсюда можете видть вы первую станцію суэзской дороги и хать по ней безъ проводника, направляя путь свой отъ одного станціоннаго дома къ другому,

Оселъ мой бжалъ четверть часа очень порядочной рысцою. Здсь, оборотясь спиной къ городу, мы находились въ настоящей степи: песчаные холмы, подымаясь другъ изъ-за друга, тяпулись такъ далеко, что, наконецъ, взоръ мой не могъ отличить безцвтной перспективы ихъ отъ желтаго небосклона. Объ этой картинъ я составилъ уже прекрасную идею изъ Эстена. Можетъ быть, она получаетъ боле грозный характеръ, когда дуетъ здсь симумъ. Во время дороги случилось со мною одно только происшествіе: переднія ноги осла глубоко увязли въ яму; я перескочилъ черезъ его голову, растянулся во весь ростъ и отвдалъ песочку. Посл этого приключенія отправился я обратно въ городъ. Въ продолженіе двухдневной зды по этой степи, вы такъ приглядитесь къ ней, что она совершенно потеряетъ для васъ грандіозный характеръ и сдлается только некомфортабельною.

Вскор посл моего паденія, солнце также увязло въ песокъ, но оно не поднялось изъ него съ моей быстротою. Пріятно было смотрть мн на закатъ его, потому что въ этотъ вечеръ пригласилъ меня обдать старинный другъ нашъ Ди…. который поселился здсь и живетъ совершенно на восточный ладъ.

Вы помните, какой дэнди былъ этотъ Ди…; помните безукоризненность его сапоговъ, галстуховъ, перчатокъ и отличный фасонъ жилетовъ. Мы видли его въ полномъ блеск на Реджентъ-Стрит, въ Тюльери и Толедо. Здсь поселился онъ въ арабскомъ квартал, вдали отъ тихъ норъ, въ которыхъ пріютилась европейская цивилизація. Домъ его стоитъ въ прохладной, тнистой, узкой алле, такъ узкой, что маленькій поздъ мой, состоявшій изъ двухъ лошаковъ, на которыхъ халъ я съ проводникомъ, и двухъ погоньщиковъ, долженъ былъ прижаться къ стнк, чтобы дать дорогу Ибрагиму паши, который встртился намъ съ своей кавалькадою. Прежде всего въхали мы на широкій дворъ, прикрытый навсомъ. Здсь находился на сторож смуглый арабъ, въ синемъ халатъ и блой чалм. Слуги на Востокъ лежатъ, кажется, у всхъ дверей; чтобы позвать ихъ, вы должны хлопнуть въ ладоши, какъ длается это въ Арабскихъ Ночахъ.

Этотъ человкъ, юркнувши въ маленькую калитку, которую онъ затворилъ за собою, пошелъ во внутреннія комнаты, доложить о насъ своему господину. Скоро возвратился онъ; я спрыгнулъ съ лошака, отдалъ поводья погоньщику и вошелъ въ таинственную дверь.

За нею находился большой открытый дворъ, обнесенный съ одной стороны глухой галереею. На трав лежалъ верблюдъ; подл него стояла газель, а поодаль отъ нихъ пестрло цлое стадо куръ и цыплятъ, доставляющихъ необходимый матеріялъ для роскошнаго стола хозяина. Противъ галереи подымались стны его длиннаго, испещреннаго окнами и балконами дома. Стрльчатыя окна прикрывались деревянными ршетками; сквозь одну изъ нихъ пристально глядли на меня необыкновенно большіе, черные и такіе восхитительные глаза, какихъ никогда еще не случалось мн видть. Подлъ оконъ летали, суетились и ворковали голуби. Счастливыя созданія! Безъ сомннія, васъ кормятъ крошками хлба хорошенькія пальчики милой Зюлейки! Весь этотъ дворъ, освщаемый солнцемъ и удивительно блестящими глазами, которые смотрятъ на него сквозь оконную ршетку, имлъ такую же старую, заплсневлую наружность, какъ запущенное мстопребываніе ирландскаго джентельмена. Краска посколупалась съ вычурныхъ, расписанныхъ галерей; арабески свалились съ оконъ; но эта ветхость удвоивала живописный эффектъ общей картины. Однако же я слишкомъ долго удерживаю васъ на двери. Но на кой же чортъ блеснули здсь черные глаза этой Зюлейки?