Мэк-Гиртеръ давно зналъ своего родственника, зналъ, что тмъ этого смирнаго, покорнаго человка, если онъ разсердится, трудно было утишить.

— Непріятно! Надюсь, что всё обойдется, ршился сказать маіорь это пошлое утшеніе, но видя, что оно не произвело никакого дйствія, вздумалъ прибгнуть въ ихъ общему другу и спросилъ весело:- что подлываетъ Томъ Бёнчъ?

При этомъ вопрос Бэйнисъ тамъ страшно захохоталъ, что Мак-Гинтеръ съ удивленіемъ устремилъ на него глаза.

— Полковникъ Бёнчъ совершенно здоровъ, сказалъ генералъ:- по-крайней-мр онъ былъ здоровъ полчаса тому назадъ. Онъ сидлъ здсь, и онъ указалъ на ложку, лежавшую въ пустой чашк.

— Что случилось, Бэйнисъ? спросилъ маіорь. — Разв что-нибудь случилось между вами и Томомъ?

— Полчаса тому назадъ, полковникъ Бёнчъ сказалъ мн слова, которыя я не перенесу ни отъ одного человка на свт, и вы пріхали какъ разъ вовремя, Мэк-Гиртеръ, чтобы быть моимъ секундантомъ. Тише! вотъ грогъ,

— Voici messiers!

И Огюстъ принесъ наконецъ грогъ, Пока генералъ говорилъ, испуганный Мак-Гиртеръ прихлёбывалъ intentusque ora tenebat.

Генералъ Бэйнисъ началъ разсказъ, уже извстный вамъ и мн, подробно; онъ разсказалъ по-своему. Онъ долженъ былъ сильно бранить Филиппа, чтобы извинить свой измнническій поступокъ. Онъ долженъ былъ показать, что онъ никогда не давалъ общанія, а если и жалъ, то гнусное поведеніе Филиппа должно было снять съ него это общаніе. Я не удивляюсь, что генералъ быль разсержонъ. Такое преступленіе, какое онъ собирался совершить, нельзя было длать весело человку, который обыкновенно былъ кротокъ, великодушенъ и честенъ. Я не говорю, чтобы люди не могли обманывать, не могли лгать, не могли мучить, не могли поступать мошеннически, не лишаясь, своего спокойствія; но эти люди фальшивы, лукавы и жестоки. Они привыкли нарушать данныя общанія, обманывать своихъ сосдей и тому подобное. Но вотъ обыкновенно справедливый человкъ нарушаетъ свое общаніе, повёртывается спиною къ своему благодтелю и оправдывается тмъ, что клевещетъ на человка, котораго онъ оскорбляетъ. Это случай довольно обыкновенный, мои возлюбленные братья и милыя сестры-гршницы, но вы любите называть «циникомъ» проповдника, который говоритъ эту печальную истину, и можетъ статься, не хотите слышать объ этомъ боле одного раза въ недлю.

Итакъ, чтобы оправдать себя, нашъ бдный, добрый генералъ Бэйнисъ вздумалъ считать и выставлять Филиппа такимъ запальчивымъ, такимъ потеряннымъ человкомъ, что съ нимъ не слдовало держать даннаго слова, а полковника Бёнча такимъ грубымъ и дерзкимъ, что онъ Бэйнисъ, долженъ былъ вызвать его на дуэль. А о томъ, что для дочери его находится другой женихъ, богаче и приличне во всхъ отношеніяхъ, Бэйнисъ вовсе не упоминалъ, предпочитая говорить о безнадёжной бдности Филиппа, безславномъ поведеніи и грубомъ поступк.

Мэк-Гиртеръ, отъ нечего длать читалъ въ Тур письма мистриссъ Бэйнисъ къ сестр ея Эмили и помнилъ ихъ. Еще недавно письма Элизы были волны похвалъ Филиппу, любви его къ Шарлотт и о его благородномъ великодушіи къ генералу, небрежному опекуну надъ имніемъ его матери. Филиппъ былъ первый женихъ Шарлотты; въ первомъ пылу радости, мать ея покрыла много листовъ бумаги комплиментами, восклицаніями, и подчеркивая нкоторыя слова, чмъ дамы любятъ выражать свой сарказмъ или восторгъ. Онъ былъ удивительный молодой человкъ — немножко сумасброденъ, но великодушенъ, красивъ собою и благороденъ! Онъ простилъ отцу тысячи и тысячи фунтовъ, которые докторъ былъ ему долженъ — всё состояніе его матери; и самымъ благороднымъ образомъ поступилъ съ своими опекунами — это она должна сказать, хотя бдный, слабый Бэйнисъ быль однимъ изъ нихъ! Бэйнисъ былъ простодушенъ какъ дитя. Маіоръ съ женою соглашались, что поступокъ Филиппа былъ великодушенъ и добръ, и что не было особенной причины восхищаться тмъ, что племянница ихъ выходитъ за молодого человка безъ копейки за душой; и не мало забавлялись они перемною тона въ письмахъ Элизы, когда она начала вызжать въ большой свта и смотрть холодно на бднаго Фирмина, бывшаго героемъ нсколько мсяцевъ тому назадъ. Потомъ Эмили вспомнила какъ Элиза всегда любила знать, съ какою гордостью бывала она на вечерахъ у губернатора. Элиза была доброю женою для Бэйниса; доброю матерью дтямъ; и съ удивительнымъ искусствомъ сводила концы съ концами; но Эмили принуждена была сказать, что сестра на Элиза такъ и такъ и проч… А когда, наконецъ, пришло извстіе, что Филиппу отказываютъ, Эмили всплеснула руками и сказала своему мужу:

— Не говорила ли я этого, Мэкъ? Я знала, что если моя сестра будетъ имть возможность подхватитъ знатнаго мужа для Шарлотты, она выгонитъ докторскаго сына изъ своего дома.

Тётка была уврена, что бдная двушка должна ужасно страдать. До своего соединенія съ Мэкомъ Эмили сама испытала мученія разлуки. Бдной Шарлотт нужны утшеніе и дружеская бесда. Она сама подетъ за племянницей. И хотя маіоръ сказалъ: «моя милая, теб хочется създить въ Парижъ и купить новую шляпку» мистриссъ Мэк-Гиртеръ, отвергла это обвиненіе и похала въ Парижъ собственно по чувству долга.

Итакъ, Бэйнисъ разсказалъ исторію своихъ обидъ Мэк-Гиртеру, который удивлялся, что человкъ, обыкновенно такой скупой на слова и хладнокровный въ обращеніи, былъ такъ разсержонъ и говорилъ такъ много. Если Бэйнисъ сдлалъ дурной поступокъ, то по-крайней-мр онъ былъ такъ честенъ, что чувствовалъ себя не въ дух посл этаго.

— Словомъ, поведеніе молодого человка было такъ оскорбительно и безславно, что я, какъ отецъ семейства, не могу согласиться, Мэкъ, чтобы моя дочь вышла за него. Изъ уваженія къ ея счастью, долгъ предписываетъ мн взять назадъ слово! вскричалъ генералъ кончивъ свой разсказъ.

— Онъ формально снялъ съ васъ всякую отвтственность съ этого дла по опекунству? спросилъ маіоръ.

— Боже мой, Мэкъ! вскричалъ генералъ, сильно покраснвъ:- вы знаете, что я также невиненъ въ этомъ дл, какъ и вы!

— Невиненъ — только вы не заботились, какъ слдуетъ, о томъ что было вамъ поручено…

— Я дурно думаю о немъ, сэръ. Я считаю его сумасброднымъ, заносчивымъ молодымъ человкомъ, перебилъ поспшно генералъ: — увренъ, что онъ сдлаетъ несчастной мою дочь, но я не считаю его такимъ негодяемъ, чтобы разорить бднаго старика съ большимъ семействомъ, человка, проливавшаго свою кровь за свою государыню. Я не думаю, чтобъ Фирминъ былъ такой негодяй, чтобы ограбитъ меня, и я долженъ сказать, Мэк-Гиртеръ, что я считаю не весьма благовиднымъ съ вашей стороны такой намёкъ!