Мэкъ, об сестры и полковникъ Бёнчъ играли въ вистъ, когда вошолъ генералъ. Мистриссъ Бэйнисъ увидала по лицу его, что онъ прибгалъ къ спиртуознымъ напиткамъ, со она не осмлилась ничего сказать. Тигръ въ лсу не могъ быть свирпе Бэйниса иногда.

— Гд Шарлотта? спросилъ онъ страшнымъ голосомъ.

— Шарлотта легла спать, сказала ея мать, козыряя.

— Огюстъ, водки! горячей воды!

Вмшалась ли Элиза Бэйнисъ, хотя знала, что мужъ пилъ уже довольно много? Нтъ, мистриссъ Бэйнисъ посл своего преступленія кротка и смиренна. Она почти убила свою дочь, заставила Филиппа терпть пытку, но она вжлива ко всемъ. Она ни слова не сказала полковниц Бёнчъ о вчерашней вспышк. Она разговариваетъ съ своей сестрой Эмили о Париж, о модахъ. Она улыбается всмъ жильцамъ за столомъ. Она благодаритъ Огюста, когда онъ служитъ ей за обдомъ, и говоритъ баронесс.

— Ah, madame, que le boeuf est bon aujouidlmi, rien que j'aime comme le potolon.

О! старая лицемрка! Но я всегда eё ненавидлъ и говорилъ, что ея весёлость отвратительне ей гнва. Да, лицемрка! но за столомъ была еще другіе лицемры, какъ вы услышите сейчасъ.

Когда Бэйнисъ нашолъ случай поговорить незамтно, какъ онъ думалъ, съ баронессой, несчастный преступникъ спросилъ её о здоровьи Шарлотты. Мистриссъ Бэйнисъ покрыла козыремъ старшую червонку своего партнёра въ эту минуту, и сдлала видъ будто не примчаетъ и не слышитъ ничего.

— Ей лучше; она спитъ, сказала баронесса. — Но докторъ Мартенъ прописалъ ей успокоительное лекарство.

А что, если я вамъ скажу, что кто-то взялъ отъ Шарлотты письмецо и заплатилъ маленькому савояру пятнадцать су, чтобы отнести это письмецо? Что, если я скажу вамъ, что тотъ, къ кому было адресовано это письмо, тутъ же написалъ отвтъ, адресованный, разумется, баронесс? Я знаю, что это очень дурно, но я полагаю, что рецептъ Филиппа принёсъ столько же пользы, сколько и рецептъ доктора Мартена, и не сердитесь на баронессу за то, что она совтовалась съ врачомъ не имвшимъ диплома. Не читайте мн нравоученій, сударыня, о нравственности и дурного примра молодымъ людямъ. Даже въ вашихъ зрлыхъ лтахъ, и съ вашими милыми дочерьми, если ваше сіятельство дете слушать „Севильскаго Цирюльника“, кому вы сочувствуете: Бартоло или Розин?

Хотя мистриссъ Бэйнисъ была очень почтительна къ своему мужу и притворнымъ смиреніемъ старалась успокоить его, генералъ мрачно и угрюмо смотрлъ на подругу своей жизни; ея приторныя улыбки уже не были пріятны для него. Онъ отвчалъ короткими: „А и О“ на ея замчанія. Когда мистриссъ Гели съ сыномъ и съ дочерью пріхала во вторый разъ съ визитомъ къ Бэйнисамъ, генералъ разсердился и закричалъ:

— Не-уже-ли, Элиза, ты будешь принимать гостей, когда наша бдная дочь больна? Это безчеловчно!

Испуганная женщина не осмлилась возражать. Она до того была испугана, что не бранила даже младшихъ дтей. Она взяла работу и плавала украдкой. Ихъ невинные вопросы и смхъ пронзали и наказывали мать.

Къ другимъ дамамъ, къ мистриссъ Мэк-Гиртеръ и къ мистриссъ Бёнчъ, хотя он были противъ него и откровенно объявляли своё мнніе въ день знаменитой битвы, генералъ былъ досадно вжливъ и любезенъ. Вы слышали, что мистриссъ Мэкъ имла сильное желаніе купить новую парижскую шляпу, чтобы явиться съ надлежащимъ блескомъ на прогулк въ Тур? Маіоръ, мистриссъ Мэкъ и мистриссъ Бёнчъ собирались въ Палэ-Рояль (гд Мэк-Гиртеръ замтилъ какія-то прелести въ угловой лавк въ стеклянной галере). Бэйнисъ вскочилъ и сказалъ, что и онъ тоже пойдётъ, прибавивъ:

— Вы знаете, Эмили, я такъ давно общалъ вамъ шляпку!

Вс четверо ушли, а Бэйнисъ не предложилъ жен присоединиться къ обществу, хотя ея лучшая шляпка находилась въ ужасномъ состоянія съ раздерганными перьями, съ измятыми лентами, съ полинялыми цвтами. Эмили, конечно, сказала сестр:

— Элиза, хочешь идти съ нами? Мы сядемъ въ омнибусъ на углу, онъ высадитъ насъ у самыхъ воротъ.

Но при этомъ неудачномъ приглашенія Эмили, на лиц генерала появилось такое свирпое выраженіе, что Элиза Бэйнисъ сказала;

— Нтъ, благодарю, Эимили, Шарлотта всё еще нездорова, и я… я можетъ быть понадоблюсь дома.

И общество отправилось безъ мистриссъ Бэйнисъ и находилось въ отсутствія необыкновенно долгое время, и Эмили Мэк-Гиртеръ воротилась въ новой шляпк — чудной шляпк, зелёной бархатной съ розовыми бутонами и съ райской птицей, клевавшей великолпный букетъ мака, колосьевъ, винограда. Генеральша Бэйнисъ должна была встртить сестру въ этой новой шляпк, согласиться, что генералъ поступилъ очень мило, слышатъ какъ всё общество заходило къ Тортони и ло мороженое, а потомъ уйти наверхъ въ свою комнату и взглянуть на свою старую изношеную шляпку. Это униженіе Элиза Бэйнисъ должна была вынести молча и даже съ улыбкой ка лиц.

Вслдствіе обстоятельствъ, выше изложенныхъ, миссъ Шарлотт было гораздо лучше. Когда ея папа воротился изъ Палэ-Рояля, онъ нашолъ ее сидящею за диван въ комнат баронессы, блдною, но съ привычно кроткою улыбкой. Онъ поцаловалъ её и обласкалъ многими нжными словами. Онъ, кажется, даже сказалъ ей, что онъ никого на свт не любилъ такъ, какъ свою Шарлотту. Онъ никогда не захочетъ добровольно огорчить её, никогда! Она была счастьемъ всей его жизни! Получше картину представляли этотъ раскаявшійся старикъ и дочь, обнимавшая его, чмъ мистриссъ Бэйнисъ, глядвшая на свою старую шляпку. Въ разговор Бэйниса съ дочерью ни слова не было сказано о Филипп, но ласки и нжныя слова отца внушили надежду Шарлотт.