— А ты не скажешь, как мне Дядю найти?

Мальчуган задумался:

— Не спеши; дело не простое… Дай срок…

— Так ведь я та самая, чей самолет сгорел. Летчица я…

— Твой, говоришь, самолет?

— Мой.

— Я помогу тебе спрятаться на время. А обманываешь если… Смотри… Все равно не уйдешь…

— Ты чего такой подозрительный?

— Всякое бывало. У нас закон: держи ухо востро!.. Если же ты правда тот самый летчик… Я тебя пока в Воробьеве отведу. Костюм у тебя больно не подходящий для наших мест. Согласна?

— Тебе виднее. Надежно там?

— И для нас и для них… Словом, разберемся.

— Звать-то тебя как?

— Василием…

— Воробьевский?

— Воробьевский… Брат Дашки, которую год назад расстреляли.

— За что?

— За политику. Топором немца убила. Донимал ее — ну, она и не стерпела… Я с той поры дома не живу…

Паренек сел рядом с Наташей, достал из кармана кусок газеты, оторвал аккуратный прямоугольничек на цигарку, потом развернул скомканную пачку табака, потряс ее, осаживая вниз пыль и труху, и не спеша принялся умело крутить папиросу.

Наташа взяла газету, мельком пробежала названия заметок.

«Правда» была относительно свежей.

— Закурить хочешь? — спросил Вася.

— Не курю я… Так подняла, не знаю сама зачем. — Наташа потянулась к пачке табака: — Видать, крепкий? Первый сорт куришь?

— Табачишко что надо!

Летчица собрала табак в центр листа, понюхала его и сложила пачку наподобие большого аптекарского порошка. Прочла: «Отборный. Тбилиси».

Вася стучал кресалом. Когда запахло тлеющей тряпкой, он принялся раскуривать цигарку, глядя на ее конец опущенными книзу, сошедшимися к переносице глазами.

— Сложила ты табачок здорово, — сказал он, — и даже название прочитала… Думаешь, не заметил?

— Ну и что же, что заметил?

— Разведку вести ты, я вижу, не мастер. — Он глубоко затянулся и стал неторопливо рассказывать: — Появилась тут как-то разведчица одна, поопытней тебя. И голова у нее под солому крыта. По виду городская…

— Как это — под солому крыта?

— Волосы в соломенный цвет крашены. Ты учти: тоже Дядю разыскивала, с бумагой, дескать, из Москвы, по поручению ЦК. По партизанским делам. А Дядя ее цоп — и к ногтю. У тебя тоже есть бумаги? Та барынька шпионкой была, и бумаги ее все фальшивые были.

— Я-то тут при чем? Поинтересовалась табаком, потому что знаю, как с ним трудно у вас. А тут, гляжу, юнец и тот раскуривает.

— Паек. Доставляют с грехом пополам…

После некоторого раздумья Вася спросил:

— Скажи мне, как дела на фронте идут? Наступаем?

— Пока относительное затишье, но будем наступать.

— Фронт-то далеко еще?

— Километров за триста пятьдесят.

— А было?

— Около тысячи… Ну что, Вася, обсудим толком — как нам быть?

— Чего же еще обсуждать? Уже все обсудили… Стемнеет и тронемся. Побудешь у Козьмы Потаповича, пока Дяде дадим знать. У него безопасно. И одежонку евоной дочери Машки подберешь. А так опасно кругом: всюду войска нагнаны. Кто на отдыхе, кто на переформировке… Во всех селах стоят… — Вася задумался, потом вскинул голову и бросил окурок: — А лучше, знаешь что, сиди-ка ты здесь, а я сам принесу тебе одежонку. Юбку да кофту или платье какое… Тогда вместе и дойдем до Воробьева… В летчицком не стоит. Мало ли что. Вдруг напоремся…

Пообещав возвратиться часа через два, он скрылся за ближайшими стволами берез и сосен, и Наташа облегченно, с каким-то неясным, теплым трепетом вздохнула: «Нет, не пропадет на своей родной земле человек!»

Поздние сумерки уже сгустились, когда Вася принес юбку, кофту, серенький летний жакетик, пестрый головной платок, хлеб и бутылку молока. Наскоро закусив, Наташа переоделась в деревенское, запрятала в жакет оружие. Комбинезон и планшет засунули в дупло липы, карту сожгли.

— Вот досада, — рассказывал паренек, — никого не встретил, чтобы дать знать. Толкутся опять вокруг места, где самолет угробился, тебя ищут, а ты здесь. Опять в тех местах пальба была.

Вася вел Наташу тропинками среди орешника и молодых берез.

— И давно ты воюешь? — спросил он.

— С первого дня.

— Награды имеешь?

— Есть кое-какие…

— Где же тебе пришлось воевать?

— В Одессе, под Киевом, на Северном Кавказе… Была и в Закавказье… Там в госпитале лежала после ранения… Сейчас стоим на Курской дуге…