Шрифт:
Троица пропустила их вперед, а рыжий быстро подобрал брошенную Кучником винтовку.
Едва они тронулись, Фролов осторожно спросил:
– Семен, а ты кто по отцу-то?
– А хрен его знает, – буркнул Кучник. – Может, кстати, и Соломонович. А может, Петрович. Папаша-то сбежал еще до моего рождения. А мама не говорила.
– А по паспорту?
– По паспорту – Яковлевич. От отчима досталось. Дурацкое какое-то отчество – ни туда, ни сюда.
Чувствовалось, он недоволен отчеством по каким-то своим прагматическим соображениям – видимо, оно плохо помогало в экстремальных условиях.
Шли не меньше получаса. По пути бородачи постоянно спорили, но понять их спор ни Фролов, ни Кучник не могли, поскольку диалог происходил на идиш. Правда, иногда мелькали русские слова и фамилия Михалюк. Фролов, обладавший неплохим слухом, уже понял, что лучше всех идишем владеет рыжий. Чернобородые периодически запинались и чаще своего рыжего товарища вставляли славянские слова. Отчего их речь приобретала совершенно безумные черты. И вообще было ощущение, что это дети, которые забавы ради общаются на выдуманной абракадабре, но чтобы общий смысл был уловим, изредка используют нормальные слова.
– Ну и язык! – прочитав мысли Фролова, хмыкнул Кучник. – Черт-те что… Смесь немецкого с нижегородским.
– А ты не говоришь на идиш? – осторожно поинтересовался Фролов.
– А с чего я должен? Я в Петербурге вырос. На русском и говорю.
Услышав за спиной очередное оживление среди бородачей, Кучник пошел на новый виток недовольства.
– Веришь, нет, Георгич, но я вот сейчас понял, с чего немцы так евреев возненавидели.
– С чего?
– Ну ты представь, что на русском кто-то будет говорить вроде «твоя моя деньга отдать за квартира». А потом этот ужас официально узаконят как отдельный язык малого народа. На нем будут писаться поэмы, рассказы, стихи всякие романтические… Ну, вроде «моя твоя увидеть, моя твоя любить, твоя моя обидеть, твоя моя забыть». И это будет считаться вершиной поэзии… А автор этого чуда… какой-нить Моисей Исраэльевич Герц будет именоваться Пушкиным национальной поэзии… Не, ну а как бы ты к такому отнесся?
Фролов растерялся.
– Даже не знаю…
– Ну, ты не знаешь, а я бы расстрелял.
– Но есть же у малороссов Шевченко, – робко возразил Фролов.
– Ну так то украинский. У языков корни одни. А эти слямзили чужой язык, исковеркали и давай творчеством заниматься… каляка-маляка… тьфу! Я ему «дас», а он мне «дос». Я ему «шен», он мне «шейн». Ну я-то помню, что нет никакого доса! И шэйна никакого нет! У меня по немецкому пятерка в табеле была. Дос гундос…
Кучник так распереживался, как будто в момент захвата не галиматью из школьных фраз выкрикивал, а пытался вести осмысленный диалог. И вообще он чувствовал себя конквистадором, обиженным безграмотностью дикарей.
– Я ему «дас», он мне «дос», – упрямо повторял он, не в силах слезть с этой заевшей пластинки. – Что это вообще за «дос»?! Какая сволочь его выдумала?
Фролов, которому порядком надоела история про дасы и досы, заметил вслух, что скоро будет светать.
– Предлагаешь рвануть? – оживился Кучник. – Пока темно, то да се.
– Да не! – испугался Фролов. – Зачем? Торопиться некуда. А там, может, покормят.
– Ну конечно! – хмыкнул Кучник. – Держи карман шире. Знаю я этих субчиков. Скорее, пристрелят, чем лишний рот кормить будут. А чего еще ждать от людей, у которых дос вместо дас?
Фролов подумал, что Кучник окончательно рехнулся на своих лингвистических претензиях. И теперь, чуть что, будет постоянно съезжать на полюбившуюся тему.
Но тут им встретился караульный – молодой парень с копной черных вьющихся волос.
– Parol! – выкрикнул он.
– Дaс хаус! – брякнул Кучник.
Парень тут же передернул затвор и вскинул винтовку.
– Э-эй! – встрял рыжий. – Дэр арестант махт хохмес. Йидишкайт!
Караульный убрал винтовку и пропустил процессию, но Кучник все равно не удержался и гаркнул на прощание:
– Дас хаус!
Рыжий несильно ткнул Кучника в спину дулом.
– Ну, ты! Специалист по языкам, бавейг дэйн’ фис!
Глава 48
К тому моменту, когда они вышли на поляну, где, собственно, и располагался лагерь партизан, уже начало светать. Тут и там виднелись скрючившиеся в позе эмбриона фигуры бойцов. Некоторые, впрочем, почувствовав какое-то движение, просыпались и теперь сонно чесали бороды, разглядывая нежданных гостей.
– Ну и где ваш Абрам? – спросил Кучник таким требовательным тоном, как будто пришел на деловые переговоры.
– Где ему надо, там он и есть, – огрызнулся рыжий и ушел – видимо, звать командира. Ушел и Хаим. Караулить пленных остался Яша.
– Вы на Гада не обижайтесь, – сказал он, мотнув в сторону ушедшего рыжего. – На самом деле он неплохой.
– Какой же он неплохой, если гад? – удивился Фролов.
Яша засмеялся.
– Гад – это имя. Библейский пророк был такой.
Заметив, что один из проснувшихся партизан закурил, Кучник свистнул.
– Эй, боец! Не будь гадом. Угости.
– Что? – удивился тот.