– Ладно, – сказал Кучник, вставая. – Пора идти.

– Куда?

– А теперь один хрен. Но желательно на восток.

Фролов встал и двинулся следом за Кучником. Только сейчас он почувствовал нечеловеческий голод – ведь они не ели с прошлого привала. Тогда еще был жив Лушкевич.

– Видать, в гробу лежать, и правда, плохая примета, – неожиданно сказал Кучник, продираясь через ельник.

– Но Гуревич-то жив, – возразил Фролов, не желая приводить их самих в пример, – это показалось ему неосторожным, – мало ли, что день грядущий нам готовит.

– Жив, – буркнул Кучник. – А добро свое наворованное все равно потерял.

И злорадно хохотнул.

Дальше они молча брели по лесу. Почти молча, поскольку Кучник время от времени изрекал какие-то общие фразы вроде «Сейчас бы покурить» или «И где сейчас Райзберг, интересно». Но они не предполагали никакой реакции, а Фролову было лень вступать в разговор. К тому же на него с запозданием навалился страх. Какой-то животный и неконтролируемый. Возможно, он навалился и на Кучника, но выражался иначе: тот все время что-то говорил (наверное, доказывая самому себе, что остался жив). Фролова же трясло где-то в районе желудка и трепать языком совсем не хотелось. Слова казались фальшивыми.

Солнце еще только готовилось зайти за горизонт, а Фролов клевал носом и чувствовал себя столетним стариком, которого по чьей-то злой воле поселили в еще крепкое тело и теперь заставляли куда-то идти. Поразительно, сколь относительно время. Обычный календарный день превратился в тягучую вечность. Еще сегодня ночью они были в Минске, а теперь продирались через какой-то бурелом и конца-края этому не было видно. Теперь уже не только Никитин с Невидово, но и Варя, и даже Гуревич – все превратилось в далекое размытое воспоминание из другой жизни. Поразительно, подумал Фролов, как избирательна память: оставляет только хорошее, а все прочее разбавляет ностальгическим флером. И вот уже Невидово представляется уютным, и переправа в гробах забавной, и даже Гуревич милым. Дальше додумать Фролов не успел, потому что ощутил тупой удар по голове, и все покрыла тьма.

Очнулся от ноющей боли в затылке. Сколько прошло времени, трудно было сказать. Судя по все еще заходящему солнцу, не так много – может, минут десять, может, полчаса. Рядом, прислонившись спиной к дереву, сидел Кучник.

– Живой? – спросил он невесело. – Поздравляю. Теперь к своим попали.

– Каким еще своим? – простонал Фролов и попытался приподняться, но голова закружилась, и он лег обратно, скосив глаза в сторону. Там, как в перевернутом объективе, вверх ногами стоял молодой парень с винтовкой.

– Партизаны, чтоб их, – сухо ответил Кучник.

Фролов все-таки предпринял героическое усилие и подполз к дереву, где сидел Кучник. Затем, цепляясь за шершавую кору, принял что-то похожее на сидячую вертикальную позу. Мир совершил кульбит и вернулся в естественное положение. За это время к парню присоединился какой-то бородач. Заметив змеевидные телодвижения Фролова, он подошел.

– Ну что, хлопцы, готовы?

– К чему, дядя? – фамильярно спросил Кучник, жуя травинку. Судя по всему, в минуты опасности он терял благоговейный страх перед смертью и наглел.

– К тому, чтоб Родине послужить. Или вы не советские?

– Мы-то советские. А вот вы какие, если по башке бьете и не верите ни хрена?

– Ты меня поучи еще, – помрачнел бородач. – Я все ваши байки наизусть знаю.

– Какие еще к черту байки?! – взорвался Кучник.

– Дезертирские, вот какие.

– Сам ты дезертир, – огрызнулся Кучник и выплюнул травинку. – Мы от Минска тащимся, чтоб к своим попасть, а кто ты такой, я вообще не знаю. Может, националист какой…

– Э-эй, ты поосторожнее со словами-то, – обиделся бородач.

– А то что?

– А то шлепну, и все.

– А кто мешает?

– А тебе жить надоело?

– Да с вами оно как-то не успевает надоесть.

Бородач шмыгнул носом и почесал плечо.

– А может, вы абрамовские?

– Какие еще абрамовские? – промычал Фролов, преодолевая гул в затылке.

– Да ты-то, может, и нет. А твой приятель точно. А? – обратился он к пареньку с винтовкой.

– Может быть, – пожал тот плечами. – Они в последнее время шибко обнаглели…

– Да в гробу мы твое Абрамово видели, – разозлился Кучник. – Даже не знаем, человек это или название деревни. Мы из Минска топаем!

Бородач усмехнулся.

– Не знают они.

Парень тоже усмехнулся. Бородач кашлянул и снял с плеча винтовку.

– Ну, в общем, некогда мне тут сопли разводить. Если абрамовские, то тем более не жаль. Дело простое. У меня задание поляну для прохода техники зачистить. Вот мы тут вашего брата насобирали в лукошко, и вы заодно сгодитесь.

– То есть как «зачистить»? – опешил Фролов.

– Поле немцем заминировано. А вы по нему пойдете. Не пойдете, здесь ляжете. Доступно излагаю или шпрехен зи дойтч?