Идти мне совсем туда не хотелось, но другого выхода у меня не было.

Поэтому я подошла к двери и нажала на кнопку звонка.

Быстрые шаги свидетельствовали, что обитатель дома кого-то очень ждал. Жалко только, что ждал-то он не меня, судя по его удивленно вытянутой физиономии.

— Ну вот и я, — сказала я ему. — Добрый день, Андрей Никитич!

Он отступил к стене, близоруко и немного беззащитно прищурившись.

— Здравствуйте, Саша, — пробормотал он. — Наверное, нет смысла нам продолжать в игру играть. Вы все поняли, и я не собираюсь отпираться. Да, это я писал эти письма. Можете храбро действовать согласно букве закона…

— Сейчас прямо и начну, — пообещала я. — Только уж в игры-то мы и правда больше не будем играть. Я могу только в одном вас обвинить — в том, что вы подсунули несчастной Ладе не ту таблетку. Но там вы обломались совершенно, потому что от нее давление хоть и поднялось еще, но не настолько, чтобы привести к летальному исходу. Так что даже в попытке убить Ладу я вас обвинить не могу. Слишком глупо это выглядело. Не думаю, что ее гипертонический криз был вызван вашим идиотским «выходом на арену»! Разве что за намерение вас арестовать, но это, на мой взгляд, у меня все равно не получится! Правда, еще я могу обидеться на вас за то, что вы меня обзывали нехорошими словами, но я и с этим смирилась. Поскольку прекрасно понимаю, что человек в нервном состоянии еще и не на такие измышления способен…

— Вот ведь какая вы умничка, деточка, — усмехнулся он. — Ну так обвините меня в психологическом терроре!

— Так вы зря решили приписать себе чужие подвиги, — мягко улыбнулась я. — Письма эти…

Я задумчиво посмотрела на него. Он подался вперед, его губы шевелились, как будто он опять читал стихотворение.

— Андрей Никитич, ведь вы сами предложили мне прекратить играть в игры? Так давайте их и правда закончим. Потому что письма писали не вы. Просто в один прекрасный момент вы поняли, кто их пишет. А вы этого человека очень любите. До сих пор любите, хотя и пытались с этим справиться! Даже вот на Тане хотели жениться, чтобы от этой любви убежать и предмету своему насолить. Видите, куда вас занесло? Может быть, вы честно надеялись, что все это — пройдет. Таня вас исцелит. Но так уж получилось, что ничего с этой страстью вы поделать не можете. И ведь вся беда в том, что ваш, извините, «предмет» вас не любит совершенно! Потому что…

Я опять прервала свои размышления вслух. Он обмяк и теперь явно был близок к слезам. Вид плачущего мужчины действует нормальным женщинам на психику. В них сразу говорит материнский инстинкт, когда надо успокоить обиженного ребеночка!

— Вот этот человек, — сказала я, показывая на обложку «Космополитена», — этот вот человечек и должен был получать все эти письма. Только он заслужил их по-настоящему.

— Какая догадливая девочка, — услышала я за своей спиной женский голос. — Очень догадливая, надо же!

Ну вот. Какая банальная картина — я стою, смотрю в сузившиеся от злости прелестные глаза очаровательной блондиночки, по радио «Ляпис-Трубецкой» распевает песню про Саню, от чего на душе становится куда грустнее, чем от направленного на меня револьвера!

Смотрю я в это черненькое дуло, и мне их до безумия всех жаль! Ох уж эти мне «пленники безумной страсти»!

— Не надо, — тихо сказала я. — Не давите мне на психику, потому что она и так в печали!

— О, как я вами восхищаюсь, — зло рассмеялась она. — Героическая девица, способная шутить под дулом револьвера, да? Только ведь это потому, что вы не верите, что я спущу курок!

— Отчего же, — устало возразила я. — Очень даже верю. Способны. Как любая обиженная женщина. Вы ее сильно ненавидите, да? Сначала она помогла вашему мужу и отцу вашего ребенка стать Владой. Это ведь она дала ему денег, да? Слушайте, а почему вы уверены, что он стоил вашей безнадежной любви? Смазливая физиономия — еще не повод для такой безграничной страсти, вы не находите? Особенно для такой умной женщины, как вы!

— Прекратите, — сказала она сквозь зубы.

— Потом вы встретили его и решили — ладно. Нет любви, так хоть будут деньги. Вы сможете уйти с работы, прекратить быть рабыней капризных дамочек… Сможете дать вашему мальчугану хорошее образование. И тут опять возникает она… Причем ей на этот раз хочется не любви — ей нужна полная власть. Синдикат. Объединить салон красоты с модельным ателье. Маленький Диор… Вас снова предали, да?

Она молчала. Револьвер подрагивал в ее руке.

— Продолжать? — тихо спросила я. — Например, как дошло до Лады, что все эти письма исходят от вас. Как она догадалась, что это связано с Владиком… Знаете, кстати, почему? Потому что она увидела ту фотографию, где бывший супруг Владик лежал поверженный. Вы тогда как раз решили повеселиться. Я не знаю, как это было, но очень скоро эта фотография — в женском парике, такая символичная, вдруг стала для вас символом вашего жизненного поражения. И именно ее вы послали Татьяне — смотри, хотели сказать вы, это ты сделала с нами. Это же будет и с тобой… Владик ведь умер как мужчина, как личность — для вас. Лада же о вашей истории знала и, увидев эту фотографию, быстро связала все узелки. А мне было немного труднее.

Я перевела дыхание.

— Я вас понимаю, Люба. Как я понимаю и Андрея Никитича. И не такая уж я и догадливая, я вас даже и не подозревала. Просто есть такой способ…

Я подошла к резиновой девушке и вытащила из ее безумного рта маленькую «фиговину».

— Эту штуку называют «жучком». Понимаете, Любочка, даже если вы меня сейчас пристрелите, доставив себе несколько минут наслаждения, вам это не поможет. Кассета с прямыми доказательствами вашего преступления уже у Ларикова. Давайте лучше с вами договоримся об одной маленькой вещи. Вы оставляете Таню в покое, а я возвращаюсь домой и уничтожаю эту самую кассетку. Все здоровы и счастливы. И всем становится хорошо. Тем более что…