Шрифт:
— У тебя есть девушка в твоем мире?
— Нет.
— А какие девушки тебе больше нравятся — светленькие или темненькие?
— Э-э… И те и те. Хотя, блондинки, скорее всего, больше.
— Что в характере человека важней всего?
— Честность. И еще такт — это когда человек не навязывается, чувствует границы.
— Ты когда-нибудь убивал животное или человека?
— Что?!! Э-э… Однажды я переехал на велосипеде голубя, это было ужасно. От страха я даже убежал и бросил его валяться на улице. Ужасные воспоминания…
— Чего ты боишься сильней всего?
— Ну-у… Всяких сороконожек. Еще боюсь того, что может произойти, пока я сплю — например, ослепнуть или оказаться парализованным. После этого случая в лесу начал бояться темноты. И еще — это как-то необычно, но я почему-то боюсь людей с длинными ногтями.
В первый день пути повозка Масану пролетела по неровным пыльным дорогам Предгорья и преодолела треть пути по Царскому тракту строго на север. В вечерних сумерках постоялого двора винтороги шумно дышали, вздымая влажные бока и мотая головами. Масану ходил от одного животного к другому, гладя их по спинам и трепля мохнатые холки. Ночью в комнате девочек долго слышался шепот и смешки — расспросы «размазни» Яна не прошли зря. Второй день поездки мало чем отличался от первого, за исключением еще более редких и коротких остановок. У Яна от долгого сидения ныли спина и шея, а Эои через каждые 15 минут с нетерпением высовывалась в окно.
Наконец в кромешной ночной тьме показались огоньки Малована. Спрыгнув с подножки повозки, Ян чуть было не упал — затекшая нога плохо слушалась. Привычные и почти ставшие родными улочки Малована изменились до неузнаваемости. На натянутых между домами и оградами бечевках светились тысячи разноцветных фонариков, между которыми развевались на ветру старательно вырезанные из цветной бумаги рифленые ленточки. Теплый свет окон освещал снующих по улицам жителей: пузатых мужчин в белых рубахах с широкими цветастыми поясами и едва заметными складками от долгого лежания в сундуке, одетых в длинные украшенные вышивкой платья и теплые кружевные платки женщин, и детей, размахивающих мешочками со сладостями и фруктами. Пока ребята шли с западной улицы на северную, их несколько раз угостили теплой румяной выпечкой — малованские старушки ходили по улицам с небольшими деревянными тележками и раздавали еду каждому встречному.
Во дворе усадьбы Магарэта горели свечи и пахло благовониями — Ио расставляла на небольшом круглом столике тарелки и раскладывала приборы. Увидев Олина, она выронила вилки и бросилась к нему навстречу. Женщина крепко обняла сына, смахивая брызнувшие слезы радости и целуя его в замасленную взъерошенную шевелюру.
Помогавшая готовить праздничный ужин Юи Кираноф подхватила на руки малышей и направилась к ребятам:
— Кто это здесь такой красивый? — Ян поднял над головой крошку И. Малышка взвизгнула от восторга и залопотала:
— Пливет! У меня новый зубик! И есё мы сегодня иглали как будто в насей комнате больсие голы! И Сэн так лычал: «Л-л-л-л!!!»
— Правда? Может быть так: «Р-р-р-р-р!!!»
Ян застучал зубами и нахмурил брови, изображая страшного зверя. Девчушка и ее брат оглушительно завизжали и засмеялись. За ужином Ио не раз вздрагивала и качала головой, слушая рассказы Олина и Яна:
— А потом я умер. Ну-у как бы почти…
— Ты что такое говоришь, мальчик мой?! — Ио схватила сына за руку.
— Заклятие Присоединения, высшая магия. Ну, короче это из разряда… — Ян закатил глаза и покрутил в воздухе указательным пальцем.
— С тобой все порядке? Как ты себя чувствуешь? В обморок не падал?
— Нет мам, все нормально. Считается, что теперь я вообще не могу умереть. Так что не беспокойся.
— Бедный мой мальчик! Сколько всего на тебя свалилось!
— Знаешь мам, я не жалею. Пока ехали обратно, я думал обо всем этом. Такое ощущение, что я стал спокойней что-ли, мысли текут более слаженно, ушла какая-то тревожность или что-то в этом духе.
— Это называется стать мужчиной, дорогой! — улыбнулась Ио и поцеловала Олина в лоб.
Сонно моргая, Ян любовался Ио Магарэт. Усталые морщинки и круги под глазами слегка состарили ее лицо, некогда пленявшее взгляды парней благородством тонких черт и глубиной больших темных глаз. В свои 42 года Ио ухаживала за собой, будто девушка — замысловатая прическа из множества тонких кос, скромный, но очень умелый макияж и прямая спина говорили о том, что эту женщину не так то просто сломить:
«Уже почти середина ночи. Давайте, ребята, уберем со стола. Сэн, помоги, пожалуйста сестре слезть со стула»!
Ян с интересом ждал, что будет дальше. Ио и Олин потушили все свечи, постелили на стол новую белую скатерть, посадили малышей на колени и взялись за руки. Спустя несколько минут тишины (Сэн и И нетерпеливо ёрзали на месте) во дворе стало светлее — огромные цветы яры, возвышавшиеся между деревьями, испускали слабое белое сияние, становившееся все ярче. Внезапно Олин и Ио оживились: они заулыбались, глядя в пустоту перед собой, и принялись изъясняться на языке жестов.
«Сэн, помаши бабушке. И, сядь повыше, вот, на стол!».