Предпринятые попытки подкупить своих мучителей, вручив им сумму втрое больше назначенной с мольбой выдать лишнюю капсулу «на всякий случай», успехом не увенчались. Ящик бездушно вернул ей избыточные средства вместе с одним-единственным «витамином».

Сын жил своей юной бесшабашной жизнью. Стал ссориться с родителями. Упрекал их, что они отстали от времени и ничего не понимают. Говорил о необходимости перемен. Дергался по пустякам. Она психовала и кричала на него, забывая, как недолго им осталось. Отец утешал, посмеивался. Он-то знал, как быстро кончается юность.

– Все войдет в свою колею, – повторял он, – не дергай его по пустякам. Достаточно любить.

В девятнадцатый день рождения она целый час уговаривала его принять витамин. Специально разбудила пораньше, чтоб не упустить время.

– Мам, ну сколько можно, я не маленький, ну что за ритуал такой? Надоело.

– Ну, последний раз, клянусь, это в последний раз, – и, вдруг поняв, в ч е м клянется, разрыдалась, как никогда за все эти годы не позволяла себе.

– Мамочка! Что ты? Миленькая, дорогая. Вот: видишь? Ам! Проглотил! Что ты из-за ерунды? Я люблю тебя. Хочешь, еще приму? Давай еще одну витаминину. Давай каждый день буду по одной, а?

– Больше не будет, их больше не будет, – повторяла она, не в силах успокоиться.

А ему уже не была нужна отвоеванная взрослость и независимость, и он жалел о кончившемся детстве, принимая всерьез слезы матери и думая, что понимает, о чем она.

– Ну да, я вырос. Но я же всегда буду твоим сыном. Как папа у бабушки. Она до последних дней называла его «мальчик», «малыш». И папа радовался. Я тоже рад, что для вас всегда буду маленьким, не думай. Просто находит иногда, сам не пойму что.

Больше она не позволяла себе распускаться. Надо было найти в себе силы радоваться каждому дню этого последнего года. Даже если он пропадал и не ночевал дома. Она не стирала сообщения на автоответчике:

– Мамочка, ты не волнуйся, со мной все в порядке, я останусь сегодня у подружки.

Жизнь прекрасна. Он счастлив. Пусть.

В конце концов, все эти годы – радость. За все надо платить. И совсем не ту цену, которую готова назначить ты.

Накануне двадцатого дня рождения она все-таки отправилась к тем. Кто знает, вдруг что-то продвинулось в их науке, вдруг они сжалятся и продадут препарат в последний раз, на авось, на пробу. Она просто не могла не поехать. Метаться дома и ждать, что сын ее исчезнет, «энергетическая субстанция превратится в ветер», как оговаривали те, представлялось абсолютно невыносимым.

Она напрасно ждала у входа. Набирала и набирала код. Дверь не открылась перед ней. Смирилась только через несколько часов. Попробовала уйти. Вернулась. Знакомые цифры больше ничего не значили. Входа быть не могло.

Она брела пешком по незнакомым улицам. Город сиял вечерними огнями. Впереди ненасытно целовалась парочка: молодой человек с молодым человеком. Она позавидовала: «Эти любят бескорыстно, не ради продолжения рода». Потом почему-то пожалела их. Сообразила, что правильнее всего как можно скорее очутиться сейчас дома, насмотреться на мальчика, обнять мужа.

Всю ночь она караулила его сон. «Только не становись ветром, – заклинала она всей силой созревшей в ней любви, – только не становись ветром!»

Она молила хотя бы еще об одном дне, о празднике для сына, пусть соберутся все его друзья и подружки, пусть будет сумасшедшее веселье. Она приглядится к влюбленным в него девушкам: вдруг одна из них ждет от него дитя? Вдруг такое возможно? Они же не сказали «нет».

Один только день. Она бы растянула его в целую вечность.

Прошел день. Другой. Третий. Мальчик был с ними. Каким бы сильным ни было напряжение ожидания, оно не может длиться вечно. Отец и сын занялись делами. Она поехала навестить мать, с которой не находила сил поговорить в последние дни. Та, еще с порога, чтоб не забыть, сунула ей бандероль: «Дня три назад пришло, кто бы это мог быть, кто на твое имя сюда посылает?» Мать беспокоилась, не завелся ли у дочери роман, такое часто бывает, когда забот с детьми становится меньше и себя начинаешь жалеть больше, чем маленьких.

Дочь открыла квадратную бархатную коробку. Из шелковой глубины сияла, лучилась, переливалась драгоценная диадема, которую она когда-то внесла как плату за рождение сына. Еще ничего не понимая, принялась она читать слова приложенного письма на плотной белой бумаге:

«Во исправление пункта договора… Нами не выполнено условие о сроке жизни рожденного вами ребенка мужского пола… Не была учтена важнейшая энергетическая составляющая, влияющая на продолжительность биологического существования… Как и было условлено, в порядке компенсации мы возвращаем вам часть внесенных вами средств. Отмечаем, что в связи с обнаружением новых факторов срок жизни не может быть нами установлен или как-либо оговорен».

Она торжественно водрузила на себя диадему, уверенная, что знает, от какой энергетической составляющей зависит ее счастье.

Барри прилепилась – не отдерешь. Варя который раз в Майами, знакомых полно ненавязчивых, никто не интересен, кроме океана. Не для загара и прочих курортностей, а для общения не на равных: океан знает про вечность и покой, а также может объяснить, куда что девается в конце концов.