…Опирающиеся на веру всегда глупее тех, кто опирается на понимание…

…В работе у меня был застой пополам с кризисом.

А настоящий кризис — это неверие в то, что что-то можно изменить.

И так уж вышло, что недели две подряд в моей жизни были одни понедельники; но как только в какой-то из четвергов наступила суббота, мне показалось, что лучшее, что я мог бы сделать — это встретиться с друзьями.

Вася Никитин был где-то то ли в Испании, то ли в Индии, Андрей Каверин — где-то на Полярном Урале, где ловил рыбу и катался на лыжах. Так что нам с Гришей Керчиным и Ваней Головатовым ничего другого не оставалось, как устроить междусобойчик в кафе Центрального дома художников в усеченном виде.

Но уж если что-то не складывается с самого начала, то и продолжение может выйти не таким, как ждешь.

Вначале Гриша опоздал, потом Иван задержался.

Или — наоборот.

А в конце концов не пришел я.

И конец сегодняшнего дня привел меня к совсем иным началам.

Впрочем, знай люди, каким будет результат, они и начала выбирали бы не по своему усмотрению, а по венцу всякого дела…

…Выпив две чашки кофе с бутербродами с какой-то краснобрюхой рыбой, пожертвовавшей часть себя для моего ланча, я, дожидаясь друзей, а значит, попросту от нечего делать, решил прогуляться по залам.

Выставки в Доме художника идут постоянно, и иногда, на мой взгляд, там увлекательно смотреть многое; иногда — кое-что.

Но что-то интересное в залах ЦДХ, по-моему, можно увидеть всегда.

Хотя самым интересным в залах, как и во всей остальной жизни, может оказаться совсем не то, что ожидается.

На первых двух этажах висели картины, которые не показались мне интересными: реализм — прибежище тех, кто строит свою жизнь по лекалам позапрошлого века. И никто из людей, стоявших пред этими картинами, не привлек моего внимания — мне неинтересны люди, которым интересно неинтересное мне.

На третьем этаже, там, где большие залы перемежаются с закутками, было пустовато даже для четверга; и это вполне могло бы навести меня на мысли о том, что — то дело, которым занимаюсь я — занимает совсем немногих.

Впрочем, и слава богу, до мыслей дело не дошло — вообще, когда дело доходит до мыслей, ситуация начинает вызывать у меня некоторое подозрение в том, что я что-то перепутал.

По жизни я куда ближе к тем, у кого мысли доводят до дела, а не наоборот…

…Возле одной из картин, показавшейся мне интересной, стояла девушка…

…Одно время я был дружен с женщиной наполовину — полькой; и однажды, когда к ней приехали родственники из-под Варшавы, оказался свидетелем сцены, показавшейся мне занятной.

Моя знакомая, собираясь пойти погулять с мелкой племяшкой, надела новое платье, и малая, внимательно посмотрев на нее, пососала палец и высказалась откровенно:

— Тетю, очень красиво.

Но все равно видно, что ты русская.

Есть в каждом из нас то, что кто-то называет самобытностью, а кто-то — совковостью.

Впрочем, те, то часто бывает за пределами Родины, говорят, что различимы не только мы — опытный человек без труда отличит, скажем, немца от англичанина…

…В девушке, стоявшей у одной из картин, висевшей на стене зала на третьем этаже, было что-то неуловимо-заграничное.

Хотя, если бы мне предложили бы определить — в чем именно заключалась ее заграничность, я вряд ли смог сказать что-нибудь вразумительное.

Как и вся моя страна совершившая эволюцию от подобострастия перед всем иностранным — от американской жвачки, через польские сапоги до иномарок — к брюзжанию: «Понаехали тут…»

При этом мне почему-то стало очевидно, что по-русски она говорит.

Но здесь все было более или менее понятно — с таким вниманием рассматривать картину российского художника могла только русскоязычная женщина.

Люди смотрят на картины своих соплеменников как на вариацию портрета своей жизни, а на картины художников иных стран, как на элемент экзотики.

А еще, глядя на девушку со спины, я увидел, несмотря на то, что она была одета в джинсы, что ноги у нее красивые.

Джинсы ведь только делают вид, что они что-то прячут, а на самом деле — они ничего не скрывают.

Особенно — от художника.

Девушка стояла ко мне спиной, и я не мог видеть ее лица, только светло-каштановые волосы; но мне захотелось, чтобы она оказалась красивой.

И когда я, подойдя и встав с ней рядом, взглянул на ее профиль и увидел, что она действительно красива, мне это стало приятно.

Приятно, когда что-то оказывается именно таким, каким ждешь.