Полк, состоявший из более пятидесяти тысяч хорошо обученных солдат регулярных частей, одетых в одинаковую белую форму и красные тюрбаны, двигался ровными рядами. Половина из них делали вид, что атакуют стену, обращенную к суше, по всей ее длине, чтобы отвлечь внимание защитников. Остальные сосредоточились у Месотихиона.

Хотя эта вторая волна атакующих состояла из его собратьев, турок-мусульман, Мехмед продолжал обстрел из орудий. Когда участок частокола близ военных ворот Святого Романа был разнесен на куски прямым попаданием, отряд турецких солдат, пытавшихся перелезть ограду в этом месте, взлетел на воздух. Все скрывалось в густой пыли и дыму. В неразберихе отряду в две сотни турецких солдат удалось проникнуть сквозь брешь во внешней стене. Большинство из них были убиты защитниками, которые быстро подоспели на место действия, остальных отбросили назад и скинули в ров.

Так повторялось снова и снова: когда пыль, поднятая ядром, немного рассеивалась, обороняющиеся продолжали убивать турок и отражать новые подступавшие отряды. Но прежде чем им удалось окончательно отбить вторую волну, пришел черед третьей.

В бледном свете луны, скрывшейся за облаками, надежные янычары султана приблизились к стене. Одетые в одинаковые белые шапки и белые одежды с зелеными поясами, они пересекли ров, сохраняя идеальный строй. В отличие от двух первых полков янычары не собирались бездумно рваться вперед. Когда противник убивал кого-то в их рядах, они лишь отталкивали тело в сторону, словно все это было частью их плана. А затем янычары продолжали двигаться вперед, не ломая рядов. Даже наконечники их ятаганов образовывали идеально ровную линию.

Мехмеду было мало наблюдать за битвой на расстоянии. Он стоял на внешнем краю рва и кричал на своих солдат, то подбадривая их, то браня. Турсун пришел в ужас. То место, где находился султан, простреливалось с городской стены. Хотя обычно фаворит преклонял колени в присутствии султана, сейчас у него оказались заботы поважнее: мальчик стоял, выпрямившись во весь рост и разведя руки, чтобы защитить своего господина. То, что он рискует своей собственной жизнью, даже не приходило в голову пажу.

Янычары услышали слова поощрения своего султана и с новой отвагой кинулись в битву. Все это пятнадцати тысячное отборное войско было брошено на стену вдоль Месотихиона, длина которой составляла менее двух километров. Каждое подразделение в свой черед бросалось в атаку на стену. По мере того как они повторяли эти приступы, соблюдая строгий порядок, число солдат, которым удавалось добраться до стены, постоянно увеличивалось.

Защитники, которые были вынуждены отражать все новые атаки свежих сил врага, а сами не имели возможности сменяться, держались стойко. Так, солдаты, стоявшие на стене в районе Месотихиона, по предложению командира сухопутных сил Джустиниани заперли все ворота, ведущие из внешней стены внутрь. Они передали ключи императору. Иными словами, обороняющиеся были полны решимости защитить внешнюю стену — или погибнуть. Они больше не были греками, генуэзцами или венецианцами, все дрались заодно.

Джустиниани тоже сражался с удивительным мужеством, что было довольно неожиданно для столь молодого человека, который к тому же был лишь наемником. Даже император обнажил меч и бился с турками на стене.

Этот яростный рукопашный бой продолжался более часа. Даже янычары, хребет османской армии, на этот раз не смогли одержать решающую победу. Нападающие и защитники сцеплялись друг с другом в крутящиеся клубки и снова распадались. Первый луч рассвета осветил небо — сперва чуть-чуть, потом разгораясь все ярче. Битва продолжалась уже пять часов.

Солнце еще не взошло, когда стрела, выпущенная в упор, поразила Джустиниани в плечо над левой ключицей. Он покачнулся от удара. В ту же секунду другая стрела вонзилась ему в правое бедро. Сквозь щели в серебристых доспехах молодого командира начала сочиться кровь. Вскрикнув от сильной боли, Джустиниани приказал одному из своих подчиненных, подоспевших к нему на помощь, унести его на корабль. Солдат знал, что ворота, ведущие от внешней стены к внутренней, а оттуда непосредственно в город, были заперты. Он помчался к императору, чтобы просить у него ключи.

Константин подбежал к Джустиниани по проходу между частоколом и внешней стеной. Он опустился на колени рядом с ним, взял его за руку и взмолился, чтобы тот изменил свое решение бежать. Но казалось, что командир, только что выказывавший невиданное мужество, вдруг испугался вида собственной крови и вспомнил, что он еще молод, что есть многое, ради чего стоит жить. Джустиниани не обращал внимания на мольбы императора и повторял свое желание покинуть поле сражения.

Император неохотно отдал ключи помощникам Джустиниани, которые унесли своего командира в безопасное место.

Это событие не осталось незамеченным пятьюстами генуэзскими солдатами, находившимися под непосредственным командованием Джустиниани. В конце концов, они были наемниками, профессионалами. Они могли сражаться не хуже других, когда удача была на их стороне, но были готовы первыми бежать, если видели признаки приближающегося поражения. Когда они заметили, что их командира унесли, битва для них, по сути дела, окончилась.

Всем скопом генуэзцы рванулись к двери, через которую только что вынесли Джустиниани. Греческие солдаты и сам император пытались остановить их. Султан, стоявший на краю рва, заметил, что внутри городских стен возникло какое-то неожиданное волнение. Громче обычного он прокричал: