— Я? Нет, не учился. Я окончил учительский институт, в газету попал случайно. Должен вам сказать, что за все время, что я работаю в печати, журналистов со специальным образованием встречал редко. Большинство — из учителей, из комсомольских и партийных работников… Но специальное образование еще никому в жизни не мешало, так что вам, Зоя Степановна, неплохо было бы закончить факультет журналистики.

— Конечно, — сказала Зоя. — И я закончу, вот увидите. Я обязательно буду журналисткой.

— Рад слышать, — Михаил Михайлович спрятал томик Толстого в стол. — А как дома?

— Ничего. Я и маме и Виктору сказала, что все равно буду журналисткой, а если им не нравится, то могу сегодня же уйти работать на ферму. Я же вам рассказывала — меня на вторую СТФ приглашали… Ну, они говорят: «Мы тебя не гоним».

— Значит, сохранили статус кво?

— Чего сохранили?

— Ну, все осталось на прежних границах?

— Пока да, — кивнула Зоя.

— А я могу вас порадовать, — Михаил Михайлович вытянул из лежавшей на столе папки листок. — Получили от правления колхоза ответ на статью З. Армавирской.

— Ой, что же там написано? — встрепенулась Зоя.

— Написано… вот: «Критику признать правильной…» Это самое главное. Дальше — подробности: «Ферме выделены журналы…», «Правление рассматривает вопрос о возможности отпуска продуктов на фермы по пониженным ценам…», «В новом хозяйственном году изыскать средства для оборудования жилых помещений на отдаленных фермах…»

— Я так рада! — Зоя прижала смуглые кулачки к груди.

— Я вас хорошо понимаю, Зоя. Труд журналиста — нелегкий труд. Но и радостный, когда удастся помочь хорошим людям отстоять правду, разоблачить и низвергнуть мерзавцев… — Михаил Михайлович расчувствовался и, одергивая себя, покашлял смущенно.

Зоя покинула редакцию совсем счастливая. Когда она шла сюда, пыльная улица, обсаженная серыми акациями, казалась ей скучной и бесцветной. Сейчас и акации с корявыми стволами, и маленькие домики с подслеповатыми окошками, и линялое небо — все было Зое мило, все рождало восторг. Мир был очень хорош. И жизнь была чудо как хороша! Все в этой жизни достижимо, все мечты сбываются. Конечно, она будет журналисткой! Известная журналистка З. Армавирская! Газеты с ее очерками будут брать нарасхват. Михаил Михайлович — он тогда уже станет совсем стареньким — скажет ей… Что же он ей скажет? Он скажет: «Зоя Степановна, редактор просил вас зайти к нему в кабинет…»

Сразу же, как только Михаил Михайлович показал ей ответ правления колхоза, Зоя решила, что пойдет на ферму — поделится радостью. Только теперь она заглянула домой, предупредила мать, чтобы она не волновалась. И пошла себе по пыльной дороге, уносясь мечтами высоко-высоко.

Семка только что вернулся из загона. Присел на крылечке общежития, в тенек, закурил. Медленно, словно бы прогуливаясь, подошла Варвара.

— Ты чего ж это вчера на бетонку не пошел? — спросила она, в упор глядя на парня.

Семка смотрел на папиросу. Не поворачивая головы, ответил:

— Не захотелось.

Варвара ждала, что он еще скажет, но Семка ничего больше не говорил. Игнат все утро, пока они возились в загоне, твердил приятелю: «Покажи характер, не подходи первый. Сделай вид, что тебе до нее дела нет…» Семка соглашался: «Правильно, так и сделаю». Первой подошла Варвара, и Семка утвердился в своем решении. Он только один раз взглянул на девушку и тотчас опять уставился на папиросу.

Сначала Варвара смотрела на Семку смеющимися глазами. Потом смех стал гаснуть.

— Ох, и весело мы вчера погуляли! — сказала девушка.

Семка уцепился за ступеньку свободной рукой, до того хотелось ему вскочить и броситься к Варваре. Но он не вскочил. И ничего не сказал.

— Ну чего ты молчишь как истукан? — не выдержала Варвара.

Семен дернул плечом.

— А чего говорить-то?

— Значит, уж и говорить нечего?

Семка молчал.

— Ладно, — Варвара хотела сказать это «ладно» беспечно и легко, а получилось зло, с раздражением. Она повернулась круто и пошла прочь. Но, сделав несколько шагов, остановилась.

— Так, значит, и нечего сказать? — спросила она еще раз.

Семка щелчком отбросил недокуренную папиросу, встал и толкнул дверь в комнату. Через минуту он выскочил на крыльцо, хотел окликнуть Варвару, но она была уже далеко — бежала через футбольное поле к корпусам. Семка стукнул кулаком по балясине.

— Дурак! Чего наделал, — сказал он вслух. — Вот дурак так уж дурак!

Пришел Игнат, спросил:

— Как, побеседовали?

— Побеседовали, — хмуро ответил Семка. — Показал я ей характер, а она хвостом виль — и убежала. Эх, насоветовал ты мне, Игнат, хуже некуда! Теперь, считай, все…