Теперь, да и прежде бастард Гадифера и некоторые из его соратников завидовали людям монсеньора де Бетанкура, благодаря которому и было осуществлено все завоевание с начала и до конца. Конечно, если бы их было больше, они бы могли содеять нечто бесчестное против людей де Бетанкура. Однако что бы ни говорили монсеньору <о людях Гадифера>, он делал вид, что ничего не происходит, ибо нуждался в их помощи, да к тому же все они находились в чужой стране, и он вовсе не хотел, чтобы им причинили какую-либо обиду, даже если на то и имелись основания. Тем временем Жан Ле Куртуа и люди из крепости сеньора 488, хорошо вооружившись, словно собирались на бой со своими врагами, отправились утром в поход. Все решили, что они идут <устраивать> засаду, ибо за четыре дня до этого большая группа канарцев сама устроила засаду, надеясь напасть на кого-нибудь из наших; совсем недавно они побили нас так, что нам пришлось вернуться в крепость с окровавленными лицами, руками и ногами, которые были изранены камнями, ибо другого оружия у <туземцев> нет. И поверьте, они бросают камни и орудуют <ими> гораздо лучше, чем кто-либо из христиан; когда они летят, кажется, что это не камни, а стрелы арбалета; к тому же канарцы очень легки и проворны, они бегают, как зайцы. Но, слава Богу, хотя они нас и хорошо потрепали, никто не попался им в руки. А спустя несколько дней после этого дети, которые пасли скот, обнаружили их ночную стоянку. Они пришли в то место, где расположился Ганнибал, там же находились лучники и арбалетчики Бетанкура; дети рассказали им, как они напали на след врага. Некий Дандрак, человек Гадифера, спросил у людей Бетанкура, не хотят ли они пойти вместе с ними, чтобы посмотреть, нельзя ли напасть на канарцев; но у тех были другие планы, и они отказались. Сразу согласились идти шесть соратников Гадифера, правда, других и не было, если не считать двоих, стороживших жилище. Вооружившись луками, они отправились в путь ночью, чтобы устроить засаду на горе около того места, где канарцы провели предыдущую ночь. Дандрак же решил присоединиться к ним на следующее утро с людьми из крепости монсеньора и с острова Ланселот; с ними были собаки, как если бы они собирались поохотиться в долине. <Ушедшие ночью> добрались до подножья горы и, расположившись в засаде, заметили врагов, идущих по их следам. Тогда они послали одного из своих к Дандраку, чтобы тот поспешил к ним, ибо канарцев было намного больше, а сами стали подниматься на гору, враги же продолжали преследование, намереваясь взять их в кольцо. <Чтобы этого не произошло>, пришлось повернуть назад и спуститься навстречу им; один из наших бросился вперед и ударом шпаги повалил на землю канарца, когда тот попытался схватить его руками, остальные канарцы, заметив бегущий на подмогу отряд <Дандрака>, сразу же удрали и скрылись в горах, а наши люди благополучно вернулись в крепость.

Монсеньор де Бетанкур, возмутившись наконец постоянными оскорблениями в их адрес со стороны слуг Гадифера, Ганнибала и Данрака, послал Жана Ле Куртуа и еще несколько человек в форт Балтарэ поговорить с ними. Он передал им через Ле Куртуа просьбу не нарушать клятвы, которую те обязаны были соблюдать. Они ответили, что постараются держать данное слово. Тогда Жан Ле Куртуа спросил Ганнибала и Дандрака, зачем же они разорвали письмо, которое монсеньор де Бетанкур написал им. Они ответили, что это было сделано по приказу Альфонса Мартена и других. Тут началась перебранка, о которой пришлось бы очень долго рассказывать. Жан Ле Куртуа через переводчика потребовал привести пленных канарцев, находившихся у Ганнибала, ибо под его надзор отдали тридцать <человек>, которые должны были выполнять различные работы, например пасти скот или делать что-либо другое. Когда те пришли, Жан Ле Куртуа приказал своему переводчику отвести <пленников> в его жилище, что и было сделано. Возмущенный и разгневанный Дандрак заявил, что он не имел права так поступать и что никто не может повелевать ими, кроме Гадифера. На это Жан Ле Куртуа ответил, что у Гадифера нет никакой власти. «Ваше дело думать, что вы были или продолжаете быть его слугой, но ни вы, ни он не имеете никакой власти на этой земле. Монсеньору де Бетанкуру было угодно, чтобы я, недостойный, стал его заместителем. И поскольку это угодно ему, я буду служить ему так, как положено. Меня поражает, как вы осмеливаетесь так вести себя, ведь я хорошо знаю, как Гадифер поступил по отношению к монсеньору де Бетанкуру, нашему господину; и хотя они трудились вместе, тот, кого вы называете своим господином, никогда не вернется на острова, чтобы что-нибудь требовать здесь». Услышав эти слова, Андрак закричал в страшном гневе, чтобы он не смел говорить такое и бесчестить его хозяина, что Гадифер не вредил монсеньору де Бетанкуру и что без него завоевание островов не продвинулось бы так быстро. «Но я хорошо понимаю, что у меня нет сил бороться с вами, поэтому я попрошу вступиться за нас и обращусь за помощью ко всем христианским королям, как это принято делать». Надо сказать, что Андрак и Ганнибал были задеты главным образом тем, что у них хотели отобрать их долю пленников, но у монсеньора де Бетанкура не было такого намерения, и позже он их умиротворил. Видите ли, Андрак и Ганнибал постоянно завидовали его людям, и, если бы их было больше, они бы уже давно причинили тем какие-нибудь неприятности. Но <людей> монсеньора де Бетанкура и раньше, и сейчас было в десять раз больше. И когда Ганнибал и Дандрак увидели, что ничего не смогут сделать и на их оскорбительные слова никак не отвечают, им пришлось подчиниться. Жан Ле Куртуа, забрав своих пленников, явился в Ришрок к монсеньору де Бетанкуру и сообщил ему, что встретил злых и очень заносчивых людей, которые разговаривали с ним свысока. «Кто они?» – спросил монсеньор де Бетанкур. «Да это Ганнибал и Дандрак, – ответил Жан Ле Куртуа, – и все из-за того, что я захотел взять у них пленных; другие тоже имеют право на свою долю, а не только они; и никому не дано распоряжаться <этими людьми>. Если их послушать, можно подумать, что это они должны быть сеньорами островов и без них ничего бы здесь не было сделано. И, честное слово, монсеньор, если верить их словам, то получается, что ни вы, ни ваши люди совсем не те, кем являетесь на самом деле. Мне кажется, что и вы тоже это хорошо заметили». «Молчите, – сказал монсеньор, – вам не надо мне этого говорить, ибо я уже давно хорошо знаю этих людей и думаю, что их господин написал им о том, что произошло в Кастилии и как он пытался <завоевать доверие> короля». Монсеньор де Бетанкур продолжал: «Я не хочу, чтобы с ними поступили несправедливо, ведь они тоже имеют право на свою долю и часть пленников, как и другие. Кроме того, я найду способ, чтобы все остались довольны. Когда я буду возвращаться, то увезу их с собой на их родину, и таким образом мы освободимся от них. Не нужно отвечать злом на зло, пока есть возможность делать добро; нужно всегда скрывать свое недовольство и заботиться о своей чести больше, чем о своей выгоде».

Несколько дней спустя тот самый Куртуа послал некоего Мишле Эли и других своих соратников к Ганнибалу и Дандраку с требованием от имени монсеньора де Бетанкура прислать ему всех канарских женщин, которые находились у них. На это Дандрак ответил, что <Куртуа> от него никого не получит; конечно, <люди Бетанкура> могут это сделать силой и оскорбительным образом, как это случилось с другими пленными, но сами они не намерены применять насилие – ни он, ни его люди. Когда Жан Ле Куртуа, получив такой ответ, сам отправился к Дандраку, чтобы попытаться что-либо сделать, то застал там соратников <Дандрака>, в великом смятении спешивших спасти свои жилища от дождя и сильного ветра. В крепости же их оставалось совсем мало. Тогда <люди Жана Ле Куртуа> решили расположиться между крепостью и теми, кто был cнаружи. Там была башня, и они встали около нее. Увидев это, Дандрак сразу же подбежал к ним и начал возмущаться: «Что же это такое, благородные сеньоры, что вы задумали сделать? Вам недостаточно тех бед, бесчестья и подлости, которые вы причинили нашему хозяину, мессиру Гадиферу? Вы что, забыли, какую помощь мы оказали вам в прошлом, неужели вы совсем забыли об этом?» На это Жан Ле Куртуа ответил: «Выдайте нам этих женщин», – и приказал своим спутникам все разрушить и сделать так, чтобы <пленницы> были у них. Тогда один немец попросил на своем языке огня, чтобы сжечь башню. Дандрак понял его и сказал: «Благородные сеньоры, вы, конечно, можете здесь все сжечь, если захотите», – и произнес еще много других слов, которые пришлось бы долго перечислять. Он говорил им, что они бесчестят монсеньора де Ла Салля, захватывая таким образом его крепость и всех пленников, которых они сами прислали им под охрану. «Вы поступаете дурно, и я призываю всех, кто находится здесь, в свидетели тяжелого оскорбления, которое вы нам наносите». На это Жан Ле Куртуа ответил, что крепость принадлежит монсеньору де Бетанкуру, как и вся эта земля, что названный сьер стал ее королем, сеньором и хозяином и что, как известно, некоторое время тому назад мессир Гадифер уехал с островов. «Я поражен, – продолжал Куртуа, – что вы осмеливаетесь противиться монсеньору де Бетанкуру, который в настоящее время находится на этом острове; когда он узнает об этом, он будет возмущен. Не забывайте, что ваш господин уже у себя дома, далеко отсюда и к тому же он сделал все, что мог, при дворе кастильского короля и уехал оттуда, как я уже сказал, на свою родину без особых возражений монсеньора де Бетанкура. Если вы мне верите, я советую вам пойти к монсеньору де Бетанкуру, он такой человек, что поступит с вами по-доброму, хотя вы и нарушили клятву». Дандрак и Ганнибал так ответили ему: «Мы действительно пойдем к нему, и мы твердо верим, что он поступит по справедливости и прикажет отдать нам или наших пленников, или ту долю, которая нам полагается». Выслушав их ответ, Куртуа вошел в башню и в крепость и взял женщин, чтобы отправить их со всеми остальными канарцами на остров Ланселот; после того они покинули эти места и вернулись к себе.

Некоторое время спустя жители острова Эрбанн, не знавшие о раздорах между ними 489и видя, что монсеньор начал против них настоящую войну, поняли, что не смогут долго сопротивляться ему и христианам, которые имели и оружие, и пушки, а у них ничего подобного не было. Я уже говорил выше, что у них нет никакого оружия 490, одеждой им служит козья шкура 491, а для защиты у них есть только камни 492и деревянные копья без железных наконечников, которые, правда, причиняют большую боль, да еще <туземцы> очень быстры и легки на ноги. Итак, они поняли, что не могут долго держаться. Кроме того, из рассказов канарцев, побывавших у них в плену, им было известно, какой у христиан способ управления, как они совершают крещение и как хорошо обращаются с теми, кто соглашался стать их подданными. И поэтому <эрбанцы> на совете решили, что отправятся к сеньору де Бетанкуру как их вождю, королю и сеньору страны и как недавнему победителю над неверными, ибо сами они не были крещеными и никогда не встречались с христианином, от которого можно было бы узнать, как это делается 493. На острове Эрбенн было два короля, которые долгое время вели войну между собой, и каждая схватка приносила много убитых, так что и те, и другие были совершенно обессилены. И как сказано выше в одной из глав 494, они всегда воевали друг с другом, недаром у них есть неприступные укрепления, построенные особым способом, таких не встретишь нигде 495. А посреди острова, от одного моря до другого, тянется огромная каменная стена 496.

Сначала к монсеньору де Бетанкуру явился канарец, посланный этими двумя языческими королями Эрбанна с просьбой разрешить им во время перемирия прийти к нему; им было необходимо встретиться и побеседовать с ним, так как у них было большое желание перейти в христианскую веру; вот почему они хотели поговорить с сеньором. Когда монсеньор де Бетанкур услышал через переводчика о намерении обоих королей прийти к нему и стать христианами, он чрезвычайно обрадовался этому и через переводчика ответил канарцу, что примет королей, когда им будет угодно, и что они смогут осуществить то, о чем сообщил ему их человек; он добавил также, что, когда они придут, им будет оказан самый добрый прием. Канарец вернулся домой вместе с другим канарцем по имени Альфонс, уже принявшим христианство. Когда они пришли к двум королям, те встретили их со всем радушием; они были счастливы получить такой ответ от монсеньора де Бетанкура. Оба короля хотели оставить при себе Альфонса, чтобы он сопровождал их в качестве переводчика во время визита к монсеньору де Бетанкуру, но тот отказался, поскольку не имел такого указания. Тогда короли приказали проводить его под надежной охраной до замка монсеньора де Бетанкура. Он рассказал своему господину, как они его принимали и что говорили, и передал ему прекрасный подарок 497– какой-то неведомый плод, произрастающий в далекой стране и благоухающий так, что диву даешься.

Первым к монсеньору де Бетанкуру явился король области, расположенной по соседству с островом Ланселот; он привел с собой сорок два человека; <короля> крестили вместе с его людьми восемнадцатого дня января 1405 года и дали ему имя Луи. Три дня спустя пришли еще двадцать два человека и были крещены в тот же день. Двадцать пятого дня января к сеньору прибыл король, <правивший областью>, расположенной по соседству с Гран-Канарией, тоже со своими людьми в количестве сорока семи человек, но их крестили не сразу, а на третий день; их король получил имя Альфонс. После этого стали приходить принимать крещение друг за другом остальные канарцы в зависимости от того, как далеко находились их жилища, рассеянные по острову, так что в настоящее время, благодарение Богу, все они христиане и они приносят новорожденных во двор <крепости> Балтарэ, где их крестят в часовне, построенной по приказу монсеньора де Бетанкура 499. И они идут и идут к его людям, которые учат их, как должно жить, чтобы заслужить искупление. Де Бетанкур приказал обращаться с ними как можно ласковее. И он объявил в присутствии двух королей, что его будет замещать Жан Ле Куртуа, как это было всегда <в его отсутствие>, так как сам он намеревается поехать во Францию, на свою родину, но постарается вернуться как можно скорее. Так и случилось – поскольку погода ему благоприятствовала, он потратил на поездку с дорогой туда и обратно всего четыре с половиной месяца. Мессиру Жану Ле Веррье и мессиру Пьеру Бонтье, которые оставались здесь, он поручил неустанно научать и наставлять <канарцев> в католической вере. С собой же он взял совсем немного людей, не считая трех канарцев и одной канарки; он хотел, чтобы они увидели его страну, узнали, как живут во Французском королевстве, а потом рассказали об этом по возвращении на Канарскую землю. В последний день января монсеньор де Бетанкур отплыл от острова Эрбенн со слезами радости 500. Оставшиеся же плакали оттого, что он покидает их, а канарцы больше других, ибо он обращался с ними очень ласково. Уезжая, <монсеньор> забрал с собой также несколько человек Гадифера, но не Дандрака и Ганнибала. Да хранит его Бог в пути туда и обратно!

Наш сеньор де Бетанкур покинул остров Эрбенн и вышел в открытое море, он плыл так быстро, что через двадцать один день был уже в порту Эрфле, где его радушно встретили мессир Эктор де Баквиль 503и многие другие из этого края, знавшие его. Проведя два дня в Эрфле, он отправился в Гренвиль, в свой замок, в котором жил мессир Робер де Бракмон, рыцарь и его близкий родственник, его дядя 504. Наш сеньор отдал ему на определенный срок фьеф Бетанкур и баронию Гренвиль и ежегодно выплачивал ему установленную сумму по истечении времени. Бракмон ничего не знал о его приезде, пока ему не сообщили, что де Бетанкур был уже у границы города Гренвиль; услышав новость, он выбежал из замка, и они встретились на рыночной площади. Нет нужды описывать, насколько радостной была их встреча. В гости к де Бетанкуру стали приходить знатные люди со всей округи, а также горожане, служившие у сеньора де Бетанкура; не стоит и говорить, какие приемы устраивались каждый день. Поток гостей не прекращался: это были его родственники или благородные сеньоры из окрестных земель, среди них мессир Истас д’Эрневиль 505со своим сыном Истасом д’Эрневилем 506, барон де Ла Ёз 507и многие другие – всех мне трудно перечислить. Они слышали о завоевании Канарских островов, о перенесенных трудностях и великих делах, совершенных там сеньором де Бетанкуром; первой привезла об этом известие госпожа де Бетанкур, которую сеньор отправил <домой> из королевства Испания 508; о нем рассказывал также Бертен де Берневаль, который самовольно уехал с островов после своих бесчестных поступков, о чем вы уже знаете 509; кроме того, сам сеньор очень часто присылал письма, так что его земляки не оставались без новостей.

Монсеньор де Бетанкур не нашел госпожи де Бетанкур в Гренвиле, так как она находилась в Бетанкуре 510. Он послал за ней, и, когда та прибыла, не стоит и говорить, с какой теплотой они встретились; никогда еще монсеньор не был так любезен с госпожой, он привез ей в подарок из заморских земель много диковинных вещей; вместе с его супругой приехал и брат нашего сеньора, мессир Реньо де Бетанкур 511. Прошла почти неделя после приезда сеньора в Гренвиль, и, когда гости, в том числе мессир Истас д’Эрневиль, стали собираться домой, он объявил им, что в скором времени возвращается на Канары и хочет взять с собой как можно больше людей из родной Нормандии, поскольку имеет намерение завоевать, если удастся, Гран-Канарию или же, по крайней мере, попытаться закрепиться на ней. Присутствовавший при этом мессир Истас сказал, что если ему угодно, то он поедет с ним. «Племянник мой 512, – ответил монсеньор де Бетанкур, – я не хочу вас утруждать, я возьму с собой более легких людей, чем вы 513». Многие знатные мужи, находившиеся там, предложили себя, среди них Ришар де Гренвиль 514, родственник нашего сеньора, Жан де Буй, Жан дю Плесси, Масио де Бетанкур 515и некоторые из его братьев; поехать на острова вызвалось большое число людей, и не только знатного рода, как сам Жан де Бетанкур, но и из других сословий, ибо таково был желание монсеньора. «Я хочу, – заявил он, – увезти туда мастеров во всех ремеслах, какие только можно назвать и перечислить. И не сомневайтесь, что когда они окажутся в этом благодатном краю, то будут жить в достатке, не прилагая больших трудов. Тем, кто туда поедет, я дам достаточно земли для пахоты, если они пожелают заняться земледелием. В нашем краю есть много бедняков, у которых нет и клочка земли и которым живется очень тяжело, и, если они захотят поехать со мной, я обещаю, что сделаю для них все, что в моих силах, больше, чем для кого-либо другого, кто уже смог туда перебраться, и гораздо больше того, что я сделал для местных жителей, принявших христианство». Каждый из гостей попрощался с хозяином, кроме мессира Реньо де Бетанкура, его брата, и мессира Робера де Бракмона, который проживал в замке Гренвиль в отсутствие монсеньора. И вскоре вся Нормандия знала, что монсеньор де Бетанкур хочет вернуться на Канарские острова и увезти с собой мастеровых людей, и женатых, и неженатых, кого он может найти и у кого есть желание поехать с ним. Так что если бы вы там оказались, то увидели бы, как каждый день к нему приходило все больше и больше людей, сначала по десять, затем по двенадцать, а затем и по тридцать человек, готовых отправиться на острова без всяких условий; находились и такие, кто был согласен ехать со своими собственными запасами продовольствия. Монсеньор де Бетанкур набрал много достойных людей самого разного состояния. С ним отправлялись сто шестьдесят воинов, из них двадцать три с женами. В первую очередь это были люди знатного рода, такие, как Жан де Буй, Жан дю Плесси, Масио де Бетанкур и некоторые из его братьев; остальные – ремесленники и крестьяне, причем из Гренвиля уезжали одиннадцать человек, в том числе Жан Ависс и Пьер Жира, из Буя 516– трое, из Бетанкура – Жан Ле Веррье и Пьер Луазель, четверо или пятеро других из Писи 517и из соседней округи; были люди из Ануара 518, Безевиля 519и многих деревень Ко. Словом, <были представлены> все ремесла и в таком количестве, на которое сеньор и рассчитывал. И когда он увидел, что уже набрано необходимое число, то стал готовиться к отъезду на Канары. Он купил корабль, принадлежавший мессиру Роберу де Бракмону, и у него самого было два корабля; <наш сеньор> приложил все усилия, чтобы как можно скорее пуститься в путь. Когда все приготовления были закончены, он предупредил тех, кто собирался уезжать с ним, чтобы они были готовы к отплытию шестого дня мая и чтобы к этому времени уже находились в Эрфле, где стояли две барки. Своим друзьям и соседям он объявил, что сам будет там в шестой день мая, а в первый день мая приглашает их на прощальный обед, чтобы отметить благополучное отплытие. Сеньоры рыцари и знатные мужи прибыли в этот день в его замок в Гренвиле, где для них был устроен самый пышный прием. Там находилось много дам и барышень, которых я не в силах ни перечислить, ни описать, могу только сказать, что монсеньор встретил их со всем радушием. И праздник, и застолье продолжались три дня. На четвертый день сеньор покинул Гренвиль и отправился в Эрфле встречать отъезжающих. В назначенный срок, в шестой день мая, он и его спутники собрались в Эрфле и девятого числа вышли в море при попутном ветре.