Он остановился:

— Послушай, почему ты ко мне пристаешь? Ты можешь не приставать?

Она подумала и ответила:

— Могу.

— Вот и не приставай.

Он резко повернулся и побежал. Она растерялась и, не понимая, что происходит, отчаянно закричала:

— Миша, а зачем же мы тогда целовались?

— Для развлечения, — бросил он и зачем-то добавил: — К тому же я тебя не просил. Сама навязалась.

Валерию словно кипятком окатили. Она до крови прикусила губу и разочарованно прошептала:

— Эх, ты, Миша…

Он даже не оглянулся. Он убегал от нее. Его спина снова превращалась в точку, а Валерия смотрела на эту сутуловатую спину и ненавидела ее. Ненавидела почему-то одну спину. К Мише была только жалость: ранимый, раздражительный, больной…

Еще бы, человек совсем недавно был Лизкой брошен, падал в обморок, раскроил затылок…

Откуда тут настроению взяться?

И деньги бездарно потратил все…

Нет, на Михаила Валерия не обижалась и когда это поняла, помчалась его догонять: со всех ног полетела. И догнала.

— Миша, Миша, — торопливо закричала она, снова хватая его за руку, — пожалуйста, перестань, ну куда ты идешь? Ты же заблудишься, города совсем не знаешь, денег нет у тебя.

— Заблужусь? — удивился он, ускоряя шаг. — Как бы не так. Я здесь живу, совсем рядом, на этой улице. Сто пятый дом, сорок шестая квартира.

— Здесь живешь?!

Валерия растерялась, притормаживая и резко увлекая за собой стремительно летящего Михаила. Ее цепкие пальцы все еще сжимали его руку мертвой хваткой, поэтому Михаил налетел на Валерию, случайно ткнулся в ее грудь, ощутил нежный сладковатый запах женского тела — в танцевальном клубе она изрядно вспотела.

— Сто пятый дом? — возмутилась Валерия. — Сорок шестая квартира?

— Да, сто пятый дом, сорок шестая квартира! И отстань от меня! — выкрикнул Михаил, впрочем, не двигаясь с места и с неосознанным удовольствием вдыхая аромат ее тела — пьянящий его аромат.

И вот тут-то психанула Валерия.

— Ах вот как! Сто пятый дом? Сорок шестая квартира? — закричала она, отталкивая от себя Михаила и с ненавистью отшвыривая его руку, которую он (почему-то) сам больше не вырывал. — Ты такой же, как все! Вместо того, чтобы проводить меня, как дуру ночью завез в свой район…

Пугаясь ее гнева, он поспешил сообщить:

— Ты и в самом деле дура, если не понимаешь, что я хотел тебя к себе пригласить.

Валерия мгновенно прозрела: он струхнул, он уже помириться не против. Она обрадовалась и не стала кобениться.

— Миша, это правда? Ты хотел пригласить меня к себе? Так пригласи! Пригласи! — пытаясь чмокнуть его в щетинистую щеку, закричала она.

Он отрезал:

— Уже не хочу, — и повернулся спиной, но убегать не стал, неспеша пошел какой-то слишком независимой, слишком размашистой походкой.

Валерия понимала, он уже сомневается, думает, правильно ли поступает, скорей всего ждет когда она снова начнет его догонять и уговаривать…

«Глупый, — подумала она, — вспыльчивый, капризный, ранимый… Как ребенок, как ребенок. Снова я чем-то его обидела. А чем? Что там внутри у него? Какие раны? Какие причуды? Догоню — рассердится. Не догоню — разозлится. Как подступиться к нему? Ничего не понимаю. Ничего не знаю».

Вдруг Михаил остановился, оглянулся и, обнаружив, что Валерия стоит столбом и явно не собирается за ним бежать, крикнул:

— Я тебя приглашаю.

— К себе? — неуверенно спросила она.

— Да.

— Ой, Миша! — обрадовалась Валерия и со всех ног помчалась к нему.

«Как ребенок, — подумал он, — дылда, но очень добрая дылда. Очень милая. Как ребенок».

А Валерия уже щебетала опять, оправдываясь и (незаметно для себя) его обвиняя. Он все прощал. С чувством облегчения слушал ее, понимал, что и сам радуется примирению, но уже кое-чему хочет опять возразить, он опять ей возразить хочет.

Да-да, черт возьми! И чем больше Валерия говорит, тем сильнее хочется ей возразить. Почему?

Почему?!

Желание это нарастало неотвратимо, но Михаил героически боролся с ним, и в тот самый момент, когда борьба стала невыносимо мучительна, вновь зазвонил мобильный. Его мобильный.

— Кто это? — спросила Валерия.

— Мой друг, — спокойно ответил Михаил, прикладывая трубку к уху.

— Опять? — рассердилась она.

— Опять.

— Как он мне надоел!

Но Михаил уже не слушал ее, забыл про нее. Задумчиво глядя вдаль, он беседовал с другом:

— Да… Да… Нет… Да, конечно. Нет. Ни в коем случае. Ты же знаешь, Грецию я обожаю. Да так, искупался в бассейне, пью апельсиновый сок, любуюсь природой. Да, книжки читаю. Дэн, что за подозрения? Перестань, в какой там Москве. В Греции я. Да, любуюсь природой…