Шрифт:
— Хорошо, — согласилась она, — тогда кто за них ворует?
— Родители! — перекрывая дискотечный шум, крикнул Михаил и затрясся в каскаде каких-то немыслимых движений.
Валерия попробовала сделать такие же, но у нее не получилось. Получились другие, неуклюжие, но молодое здоровое тело просило, требовало любых, любых движений. Валерия не ограничивала себя, старательно дергала плечами и животом, настойчиво подражая Михаилу. Она наконец увидела, оценила, как он танцует и залюбовалась. Даже восхитилась. Ей было весело. Ему тоже.
— Танцуют мажоры и мажорки! — кричала она, изо всех сил вращая бедрами.
— Да! Да! — вопил он, посылая себя в новый каскад конвульсий. — Трепещите рабы! Трепещите!
— Мажоры и мажорки! — старалась перекричать его и музыку Валерия.
— Мажоры и мажорки! — не отставал и он от нее. — Мажоры и мажорки с цинизмом в любви!
— С цинизмом в любви! — вторила она, мысленно поражаясь: «Как он танцует! Как танцует!»
— С экстази в крови!
— С экстази в крови!
— С Диролом в зубах! С мобильными в руках! Под тупое техно танцуют! Танцуют! Танцуют!
— Танцуют! Танцуют!
Михаил вдруг остановился, окинул презрительным взглядом толпу и сказал:
— Знаешь, мне здесь противно. Уйдем?
— Уйдем? — растерялась Валерия, но, тут же махнув рукой, радостно согласилась: — Уйдем!
И они ушли. Михаил поймал такси. Они катались по городу. И целовались. Валерия первая поцеловала его, сама. Он ответил, пугаясь того, что ему хорошо. Хорошо с ней, черт возьми! Хорошо, с этой верзилой! Намного лучше, чем с Лизой.
Да-да, он подумал именно так, он их сравнил.
Катались долго, пока не распухли губы, пока не взбунтовался таксист и пока не опомнилась Валерия.
— Мишка, — закричала она, — ты же бездну денег потратил!
— Вот-вот, — проворчал таксист, — а платить кто будет?
— Я заплачу, — выгребая последнюю мелочь, успокоил его Михаил.
И они вышли. Вышли где-то на окраине, в каком-то спальном районе, даже сами не поняли где — так казалось Валерии. Вышли, долго бродили среди каменного однообразия, поражаясь унылости этого, будто другого города. Словно и не Москва: облезлые балконы, оклеенные обрывками объявлений двери, бьющий в нос, нашатырный душок подъездов, сладковатая вонь мусоропроводов…
— Думаешь, они в нищете живут потому, что меньше нас заработали? — неожиданно спросил Михаил.
Счастливая Валерия пожала плечами, мол мне не до этого. Он сам ответил на свой вопрос.
— Они живут в нищете не потому, что меньше нас заработали, а потому, что больше нас пропили, — зло сказал он и изумился: — Что за народ? Что за страна?
Валерия возмутилась:
— Знаешь что, Миша, ты мне надоел! Почему ты все время кусаешься?
И снова зазвонил его сотовый.
— Да, Дэн, я занят сейчас, потом перезвоню, — нервничая, гаркнул он в трубку и обратился к Валерии:
— Я не кусаюсь. Я сержусь на них за то, что ленятся, боятся напрячься. Ненавижу тех, кто ищет в жизни одних наслаждений и находит их только в бутылке или на конце иглы. Здесь, в этой стране поразительно много таких, безразличных даже к себе. Настоящих трудяг слишком мало. Им не вытащить из безобразия эту большую страну. И хитрые, но беспринципные этим пользуются. Я не могу этого видеть!
Валерия нахмурилась и язвительно заметила:
— А вот я не видела тебя за настоящей работой. Ты, Миша, просто злюка. «Мажоры» и «мажорки» тебе не нравятся, простые люди — тоже. На тебя не угодишь.
— А ты привыкла угождать? — взорвался он. — Да? Угождать любишь? Так начни с Дорофа!
— И начну!
— И начни!
— И начну!
«Стоп, — подумала Валерия, — мы опять ругаемся. Зачем? Все было так хорошо».
Но поздно. Он плюнул, сунул руки в карманы и, презрительно насвистывая марш Мендельсона, пошагал решительно в сумрачную даль каменных джунглей.
— Миша, — закричала она, — ну почему ты такой строптивый?
— А ты?
— Миша, вернись!
Он отмахнулся:
— А пошла ты…
И она пошла.
За ним.
Даже не пошла, побежала. Догнала, схватила его за рукав:
— Миша! Миша!
Он дернулся и, злясь на себя, выкрикнул:
— Ну почему ты все время меня хватаешь?
— А ты? Ты тоже меня хватал, — робко напомнила Валерия.
— Вот и радуйся, больше хватать не буду.
Она взмолилась:
— Миша, пожалуйста, перестань. Ну что на тебя нашло? Да, я возразила. Не любишь когда возражают?
— Не люблю.
— Пожалуйста, — покорно согласилась Валерия, — больше не буду тебе возражать. Да и возражать, собственно, нечего. В этих домах действительно большей частью живут алкаши. Пенсионеры и алкашы, порой это одно и то же. Миша, хватит сердится.