— А капиталист не хитрит? Он, как правило, всегда стремится заплатить меньше; ему нужна прибыль. Много прибыли! Он считает: у него должны быть и прекрасный дворец, и яхта, и лучший автомобиль. И само собой понятно — все права. А вот рабочему, по-вашему, это не нужно. В общем, у одного — миллионы, у другого — не хватает на хлеб.

Гартман прищурил глаза:

— Халина, вы есть настоящий красный комиссар! Но довольно… Пора за работу.

Роза медленно поднималась на гору Магнитную. В сумке у нее шприц, банки, горчичники. Гору можно обойти, да делать крюк — кому охота. Лучше — напрямик.

Одолев первый пригорок, удивилась: там внизу, снег, а тут все ветром сдуло, камни ледяной коркой подернулись.

Стоя, засмотрелась на развернувшуюся панораму стройки. Над кружевами лесов, над мартеновскими трубами, над домнами — низкое, мутное небо, то и гляди — начнется непогодь. Перевела взгляд на карьер, где работает муж, можно бы зайти, да ладно — некогда. Однажды она была у мужа на работе, наблюдала за взрывами, которые он производил. Страшно!

«Главное, через вершину, а там до поселка — рукой подать», — утешала себя. Неожиданно налетел резкий ветер, обдал ледяной крупой. Повернулась спиной к ветру, а он, будто поняв ее маневр, завихрился, поддавая с боков, сверху, снизу. Наконец, собрав силы, ударил с налета в грудь! Роза поскользнулась и упала. Поднялась чуть не плача, больно ушибла колено, чулок порвался. Вывалившуюся из рук сумку отнесло ветром в сторону, но куда девалась варежка?..

Дыша на коченеющие пальцы, шла. Еще немного — и она будет на обратном скате: там, наверное, тише, теплее. И тут ощутила новый удар ветра. Над головой неистово завыли провода. Подняла голову, что ж, она так и пойдет — от столба к столбу. Но и столбы и провода вдруг исчезли, растворились на ее глазах. Все вокруг заслонила метель. Где-то в ином мире остался город, и она не может понять, где он — впереди или сзади, справа или слева. О если бы Янка знал, что она здесь, все бросил, уже бы искал ее. Зря не зашла, не сказала, куда направляется.

Удивилась, не понимая: шла на гору, а тут — низина. Куда девалась гора? Боясь окончательно сбиться с пути, остановилась: «Если идти прямо, вперед… Нет, нет, лучше, наверное, назад, ей кажется — город там… Маленького поселка уже не найти, набрести бы на город».

Акман-токман не унимался, коченели руки, ноги: нельзя стоять — двигаться, двигаться! Подхватилась, побежала, не зная куда, лишь бы согреться. Вскоре на лбу даже пот выступил. Но едва остановилась, как опять ощутила холод.

Страшно, по-волчьи, выл ветер, залеплял глаза снегом, и негде укрыться от него, переждать, согреть душу. Шла в одну, затем — в другую сторону, надеясь таким образом набрести на какое-нибудь строение, и вдруг различила под ногами пучки ковыля. Сухие, упругие, не поддающиеся никакой погоде, торчали они из-под снега, будто проволока. Значит, она в степи? Сжалось в комок сердце: заблудилась!.. Нога вроде отошла, но вот большой палец… Хорошо бы сейчас валенки. Да о каких валенках могла идти речь, если их совершенно не бывает в продаже. С трудом достала ботинки из свиной кожи. Когда обувь поступает в магазин, выстраиваются длинные очереди. Иной раз можно бы и постоять, но, кроме денег, нужно иметь талон. А талоны выдаются в первую очередь ударникам. Единственное место, где можно купить кое-что из обуви, — это базар. Но спекулянты заламывают такие цены, что за простенькие туфли приходится платить чуть ли не двухмесячный заработок.

Степь страшила Розу. Ее спасение — хутор, землянка, какой-нибудь сарай, но где все это — вокруг пустыня. Сёла здесь, как она слышала, разбросаны и находятся порой друг от друга на десятки верст. Попасть в село можно разве что случайно.

Донесся какой-то шум, и она ускорила шаги, надеясь увидеть поезд, подводу, встретиться с человеком, но вскоре убедилась — все это лишь почудилось. Сразу наступила усталость, ноги подламывались, хотелось опуститься на землю и хоть немного отдохнуть. Но ей, медику, хорошо известно, именно так и замерзают люди.

«Присесть — значит погибнуть», — убеждала себя, настойчиво шла. Ветер хлестал ее по лицу, сбивал с ног. Не поддавалась, упорствовала: не такая она слабая! Вдруг, вскрикнув, повалилась куда-то вниз. «Неужели смерть?» — мелькнула мысль. — Да нет же, она в овраге. Снег мягкий, будто перина. Откинула назад голову, прикрыла глаза. Как хорошо! Однако надо идти, двигаться!.. Хватаясь за верхушки лозы, карабкалась наверх.

Тянулась вперед, боясь остановиться. Хотелось пить. Зачерпнула горсть снега, поднесла к разгоряченному рту и… застыла, как вкопанная. Впереди из-за березового колка показался всадник. Выскочив на поляну, он осадил лошадь, пустил ее шагом. Бросилась наперерез, замахала руками:

— Стойте! Остановитесь!..

Всадник подъехал не спеша. С виду старик. Рыжая низкорослая лошаденка кивнула головой, словно поприветствовала незнакомку. За спиной у старика ружье. Он в ватнике, в мягких сапогах с галошами. Бородка в три волоска. Из-под лисьего малахая блестят окаймленные сетью морщин, добрые черные глаза:

— Чего сыпрашивал, девошка?

— Мне в Магнитку… Одна в поле осталась. — Роза не хотела сказать — заблудилась. Старик слез с лошади, кривоногий, коренастый: