– Ой, дура– дура, – Лена начала скандалить.

– А тебе что – нужен штамп в паспорте?

– И сколько баб ты так перебрал? – Леночка вскочила и уже лихорадочно напяливала на себя трусы и блузку.

– Не хами, Лена, это тебе не идет, – устало сказал Гарри.

– Подлец! Я ведь, правда, люблю тебя, а ты…

– Тогда успокойся, присядь и просто попьем чая…

– Ну, уж нет! – Шерстова быстро собралась и стала искать глазами шубу. – Не сейчас… И чай у тебя, наверняка, какой-нибудь скверный.

– Тогда иди…

– Где моя шуба? – грозно поинтересовалась Шерстова.

– Останется у меня на память, – засмеялся Наркизов и затушил окурок в каком-то грязном блюдце. – Ну куда ты так сорвалась?

– Давай быстро! – Лена чуть не потерялась. – Я поеду уже…

– В шкафу, сама возьми… – Гарри приоткрыл дверь встроенного шкафа. – Я думаю, что ты скоро вернешься.

– Ка-нечно, как же… Вот выйду замуж и приду…

– Выходя, закрой дверь блока, – напутствовал Шерстову создатель.

– Да пошел ты… Балбес! – и Леночка ушла, громко хлопнув дверью.

Из соседней комнаты, хранившей дотоле гробовое молчание, послышалось гортанное похрюкивание. Гарри вылетел в коридорчик и ногой злобно пнул дверь соседей, хрюк тут же прекратился. Создатель хотел было догнать Шерстову, даже выскочил в коридор: она явно еще не успела зайти в лифт. Может быть, даже специально медлила? Подумав, Гарри почему-то не стал этого делать.

Так и закончилась эта важнейшая для него встреча, нелепо закончилась… Встреча, которая могла поменять всю его жизнь и которая могла остановить его! Вместо Шерстовой в коридоре седьмого этажа показался сильно подвыпивший Эльдус из 708 комнаты и шумно приветствовал Наркизова. «А что, может, по пиву? Или водочки хряпнем…» – громко вопросил он создателя. «А давай-ка по пиву!» – был ему ответ.

Гарри, не переставая, «гудел» уже третью неделю… Сессию он сдавать не собирался, круговцев явно избегал. Решением какой-то университетской комиссии Гарри было вынесено последнее предупреждение, на что создатель никак не прореагировал. Явившийся от Студкома Чумкин с решением комиссии был спущен создателем с седьмого этажа на шестой без всякого желания со своей стороны. Тогда младокрасоловы решили действовать другим способом: Наркизова попробовали "уплотнить” молодым студентом Петей Пинчуком, который, хотя и был городским, давно стоял в очереди на место в Общем доме. Пинчук протянул в компании с Гарри всего три дня, а затем самостоятельно перебрался жить куда-то в чулан… Председателя Студкома Стукашова, долго ломившегося в комнату, Гарри так и не пустил и из-за двери назвал «вонючей обезьяной». Стукашов немедленно настучал об инциденте декану. Титоренко, чтоб сорвать на ком-то злобу после провального Конферансьона, подумал-подумал и приказал отчислить Наркизова Г.Б. из Юника за прогулы и аморальное поведение с правом восстановления через полгода.

Круговцы, узнавшие об этом, прибежали к создателю, но тот весьма холодно обошелся с ними, заявив, что из Общего дома уезжать не собирается. Силыч намекнул на ситуацию с Лассалем, но Гарри даже не стал говорить с ним об этом… Запой его продолжился, водка сменялась пивом, пиво – крепленым вином. Гарри переходил из одной студенческой кельи в другую и веселился от души. Деньги он получал откуда-то регулярно по почте, впрочем, иногда пил и в долг. В один из таких загулов Наркизов познакомился с парнем по кличке Летчик… Его звали Виталиком; с декабря он стал частым гостем студенческого общежития, хотя никто не мог, наверное, сказать, к кому и зачем он приходил. Студенты Юника были, в общем, гостеприимными людьми и открывали двери перед всеми бродягами.

Гарри познакомился с ним на одной пьянке у Эльдуса, обожавшего песни Аллы Пугачевой и уверявшего, что сия дива «поет от души, в натуре, от души, да». Они разговорились о том, о сем, и Гарри пригласил Виталика к себе продолжить беседу. По словам Летчика, он закончил в свое время летную школу и происходил из знатной семьи роскомресповских служак. Однако на предложение создателя немного полетать с балкона Летчик не прореагировал и чуть не обиделся. Когда же закончилась купленная вскладчину водка, Гарри предложил пройтись к "зеленому глазу” и купить бутылку. Летчик же помотал головой и предложил ехать только в кабак…

Сосчитав финансы, новоявленные приятели решились на это сомнительное предприятие. Пьяные почти до упора, они вырулили из Общего дома и направились к стоянке такси возле общаги. Но единственный стоявший там водитель, не желая пьяных разборок, тут же сорвался с места и укатил в неизвестность. Не дождавшись другой машины, "друзья" отправились в свой нелегкий путь на третьем трамвае, ибо в Городе было лишь три маршрута, как в русских сказках. Цель их путешествия была местный ресторан «Янтарь», единственное приличное место в Городе, куда обычно не пускали откровенную алкашню… В трамвае они громко спорили с кондуктором, не хотели платить за билеты и производили впечатления отвязных хлопцев. Впрочем, скоро доехав до нужной остановки, они выгрузились из полупустого трамвая и поплелись к ресторану. «Янтарь» ярко сиял, разгоняя удушливый мрак провинции, изнутри доносились громкая музыка и мат.

По неписаным правилам роскомресповских кабаков швейцар долго не хотел пускать Летчика и Гарри, ссылаясь на скорое закрытие (было только девять часов, ресторан закрывался в одиннадцать), но по предъявлении зеленой бумажки сжалился над страждущими. Собутыльники быстро разделись в гардеробе и, миновав зевающих ментуриан, дежуривших здесь и ожидавших своей добычи в виде сильно пьяного, проскользнули на второй этаж заведения. Приход их не произвел ровно никакого впечатления… В зале гремела музыка 70-х годов, по лицам посетителей было видно, что они уже хорошо поднабрались. Кто-то бойко решал вопрос одноночной любви, признаваясь во вселенских чувствах к своему временному объекту, также сильно поддавшему, кто-то заказывал музыкантам песенку «для друга из солнечного Кокчетава». Подскочившая к товарищам официантка, обругав их за поздний визит, указала на свежезаблеванный столик, но Гарри, послав ее куда подальше, самовольно занял стол, стоявший совсем близко к эстраде.