— Если по поводу драки, то почему бы вам, как отцу, не явиться в школу?

Новая пауза была короткой и насыщенной яростью.

— Вы что, Хромов, первый день живете на руднике?!

Через мембрану телефона учителю передавалось тяжелое дыхание директора рудника.

— Владимир Афанасьевич, на руднике я нахожусь недавно, но не понимаю, почему порядки на руднике должны быть иными, чем…

— Что ж! — В голосе Владимирского сквозила явная угроза. — Мне придется сообщить в район о безобразиях, творящихся в школе… Распустились…

Директор рудника положил трубку.

— Как вам это нравится? — обратился Хромов к Гребцовой.

— Мне не нравится, как вы разговаривали с Владимирским, — ответила Гребцова. — Вы разговаривали не как педагог, а как обиженный администратор.

— Вот как? — изумился уязвленный Хромов. Этого он не ожидал.

— Конечно, — с обычным спокойствием, как ученику, выговаривала Варвара Ивановна. — Нам дороги все ученики. А кто прав — еще неизвестно. Вы в школе, а не на лесосеке, не рубите сплеча.

— Мне все известно, — запальчиво ответил Хромов. — Виноват Митенька. А его отец, видимо, и разобраться не хочет.

— А вы помогаете ему? Он, конечно, может притти в школу, но и его надо понять. У меня никогда не было детей, но представляю, что он должен чувствовать. А вы? Обиделись… за честь школьного мундира.

— Ну, идите утешьте его! — сердито сказал Хромов.

— Я уже была, — коротко и все так же спокойно отвечала Гребцова.

Стычку прервал стремительно вошедший Кухтенков. Хромов, возмущаясь, начал рассказывать о разговоре с Владимирским. Варвара Ивановна молчала.

Кухтенков взглянул на Хромова так, будто видел его впервые.

— Андрей Аркадьевич, — сказал он с мягкой укоризной, — а вы не подумали о том, что Владимирский не идет к нам потому, что щадит наш авторитет?

— Как это?

— Да так. Он не хочет, чтобы на руднике заговорили: «Владимирский поехал пушить учителей».

Тем не менее Хромов уговаривал Кухтенкова не ходить к Владимирскому:

— Это и неправильно и бесцельно. Вы же еще ничего не выяснили. Надо вызвать ребят, выяснить дело во всех деталях, вскрыть причины. Да и Варвара Ивановна была уже у Владимирского.

— Что с ним? — быстро спросил Кухтенков.

Она пожала плечами:

— Обложили его компрессами. Охает. Но опасного — ничего.

Они прошли в учительскую. Хромов стал у печки рядом с Варварой Ивановной. Возле дверей подремывал с потухшей самокруткой в черных узловатых пальцах дед Боровиков. На диване оживленно разговаривали Татьяна Яковлевна и Овечкина.

— Я давно замечала: у Евсюкова лицо настоящего хулигана! — сказала Татьяна Яковлевна.

— Да что вы, Татьяна Яковлевна! — возразила Овечкина. — Напротив, Кеша всегда казался мне выдержанным и способным.

— Выдержанный!.. На Сереженьке вчера лица не было… валерьянкой отпаивали. Как он и его не убил!

— Всё к одному, как нарочно, — вздохнул Кухтенков. — Бегство Вихревой, избиение Владимирского… И все это после такого собрания!

— Сережа вам ничего не рассказывал? — обратился Хромов к Татьяне Яковлевне.

— Что вы! Мы и не решились расспрашивать. Он был так напуган!

— А Семен Степанович? — спросил, остановившись перед учительницей, директор школы.

— Что «Семен Степанович»? — не поняла Татьяна Яковлевна.

— Что сказал отец?

— Семен Степанович чуть не прибил Сережу за то, что не вмешался в драку, не разнял…

— То-то и оно! — Кухтенков укоризненно посмотрел на учительницу.

Вдруг от дверей донесся старческий, дребезжащий голос:

— Евсюковы зря не дерутся. Я их фамилию пятьдесят лет знаю. У них душа чистая… Геннадий Васильевич, дозвольте огоньку… Вот так-то.

Дед мотнул головой в сторону и вышел из учительской, выпыхивая из косматой бороды прогорклый зеленушный дым.

Ни Хромов, ни классный руководитель, ни директор школы не могли ничего добиться от Кеши.

Кеша упрямо молчал.

— Ступай! — сказал наконец Кухтенков, устремив на юношу рассерженный взгляд. — А еще комсомолец! К урокам не допущу, пока не расскажешь всей правды.

— Пусть Митя сам расскажет, — только и ответил Кеша. — Он должен рассказать! И Сережа.

Позвали Сережу. Он начал охотно, даже с оживлением:

— Мы шли, разговаривали… И вдруг он сзади…

— А о чем разговаривали? — перебил его Хромов.