Евдокия подпрыгнула, пискнув:

— Да ну!

Ева лениво поинтересовалась:

— И как книга твоя называется?

Ирина смутилась, но все же сказала:

— «Страстная шапочка».

Евдокия опять подпрыгнула:

— Это о чем?

— О маньяках, — краснея, призналась Ирина.

— Жаль, — разочарованно зевнула Ева.

— А ты о чем думала?

— Я-то подумала, что о детском разврате. Даже другое название хотела тебе предложить, гораздо продвинутее и круче. Такое название! Такое…

Ирина, оживляясь, спросила:

— Какое?

— «Растлительная жизнь тинэджера».

— Это о чем? — снова подпрыгнула Евдокия.

Ева снисходительно изложила:

— Это о том, как опытный юнец развращает наивного папашу. А вот еще: «Отдающиеся малолетки!» Здесь хорошо бы поднять злобу дня: продвинутая дочь учит жизни мамашу, забитую, как все ваше брежневское поколение. Вот о чем надо, Ирка, писать.

— Фу-у! Это пошло! — пискнула Евдокия.

— И эта туда же! — хлопнула себя по ляжкам Ева. — Критики, мать их ити! Чтобы ты понимала, малявка! Читать кто будет? Народ. А народ жаждет пошлости! У народа отрада одна: узнать, что творится в чужой постели. А ваши изыски вот у народе где!

Ева полоснула ребром ладони по своей лебединой шее и вдохновенно обратилась к Ирине:

— Ты вот что, подруга, срочно роман перекраивай. Название можешь оставить. «Страстная шапочка» тоже пойдет, если писать будешь о шестиклассницах-лесбиянках. И я тебя прошу, возьми себе крутой псевдоним. К примеру: Анжелика Всемотдашкова. Или, что еще лучше, Эмануэль Дамснова.

Ирина, пятясь, спросила:

— Надеюсь, ты шутишь?

— А по-моему, очень неплохо, — рассмеялась Ева. — Дуська, ты как считаешь?

Евдокия задумалась, но поделиться впечатлением не успела — едва приоткрыла рот, как сама же Ева ее оборвала.

— А вообще, Ирина, ты все через задницу делаешь, — попеняла она подруге. — У Заи свирепствует импотенция, а ты книгу решила писать. Книга, это не враз. Пока ты ее напишешь, у Заи не то, что импотенция, член рассосется, жиром, блин, заплывет. Тут надо что-то другое придумать. Ты должна в кратчайшие сроки стать местной звездой.

Ирина, всплеснув руками, пришла в отчаяние:

— Ой, да как я только перед ним не становилась, бесполезно. Он все равно не смотрит. Уж такой он, видимо, уродился, мой Зая, ему не до баб.

Евдокия задумчиво предположила:

— Возможно, он для каких-то других уродился дел.

Ева скептически осведомилась:

— Для каких? Ты знаешь такие дела, которые можно доверить Зае?

Вопрос всех поставил в тупик — женщины погрустнели — в кухне повисло молчание.

В молчании этом телефонный звонок был подобен раскату грому — Ева вздрогнула, Евдокия пискнула, а Ирина охнула и потянулась за трубкой.

Ева, к аппарату сидящая ближе, подругу опередила.

— Алло, на проводе человеческая прародительница! — важно сообщила она и возмутилась: — Как это какая? Давно знать пора кто ваша прародительница. При чем здесь бабушка? При чем здесь дедушка? Какой Адам! Ева я! Ева! Князева! Да! А вы кто? Признавайтесь немедленно! — с шутливой строгостью потребовала она и брови ее поползли вверх.

Ирина схватилась за сердце и прошептала:

— Если это редактор мой, тогда я уволена.

— Не бойся, Евусик не дура, знает что и кому сказать, — успокоила ее Евдкоия.

А Ева уже поражалась:

— Ритка, ты что ли? Ах ты Паганини моя, моя ты Верди Чайковснутая, как ты меня нашла? Почему на мобилу мне не звони… Что-оо?! Не может быть!

Ева растерянно уставилась на подруг и простонала:

— Ой, девочки, у Майки авария!

Евдокия подпрыгнула:

— Авария? Где?

— В мотеле.

— В мотеле? — удивилась Ирина. — Откуда же взяться аварии, если Майка в мотеле, там, где всю ночь провела, и никуда не выезжала. В постели, что ли, авария с ней приключилась?

Ева рассердилась:

— Какая ты бестолковая, Ирка! Я образно выразилась: у Майки авария — любовник погиб.

— Это уже не авария! — схватилась за голову Евдокия. — Это уже катастрофа!

— Катастрофа, это если Майка погибла, а любовник — это авария, — презрительно дернув плечом, сообщила Ева. — Ритка сказала, что любовника мертвым нашли. Сто пудов, Майка его в усмерть затрахала. Бьется теперь в истерике, Вагнер она мой Рахманутый.

Ирина поежилась и прошептала:

— Бедная Майка, надо к ней ехать.