– Хорошо, папа, я подожду, когда вы завершите поиски.

И мальчик вздохнул.

– Вам грустно, Себастьен? – спросил Жильбер.

– Да.

– Но почему?

– Не знаю. Мне кажется, в отличие от остальных детей жизнь не создана для меня.

– Себастьен, что ты говоришь?

– Это правда.

– Объяснись же.

– У них есть какие-то развлечения, какие-то радости, а у меня нет.

– У тебя нет ни развлечений, ни радостей?

– Я просто хочу сказать, отец, что не получаю удовольствия от игр сверстников.

– Берегитесь, Себастьен. Мне было бы очень прискорбно, если бы оказалось, что таков ваш характер. Себастьен, умы, которые обещают прославиться в будущем, подобны прекрасным плодам в период созревания: они так же горьки, кислы, зелены, и только потом обретают сладость зрелости. Поверьте мне, дитя мое, молодым быть прекрасно.

– Но в том, что я не такой, как все, не моя вина, – печально улыбнувшись, ответил мальчик.

Жильбер, сжимая руки сына и пристально глядя ему в глаза, продолжал:

– Ваш возраст, мой друг, это время сева, и ничего из того, что закладывает в вас учение, не должно пока пробиваться наружу. В четырнадцать лет, Себастьен, серьезность – это следствие либо болезни, либо гордыни. Я уже спрашивал вас, не больны ли вы, и вы ответили: нет. А сейчас я задам вам вопрос: нет ли в вас гордыни? Постарайтесь дать мне такой же ответ.

– Успокойтесь, папа. Моя печаль происходит не от болезни и не от гордыни, ее причина – тоска.

– Тоска? Бедный мальчик! Боже мой, но откуда в твоем возрасте может быть тоска? Говори же, говори.

– Нет, нет, отец, когда-нибудь потом. Вы сказали, что торопитесь и можете уделить мне лишь четверть часа. Давайте не будем говорить о моих сумасбродствах, поговорим о чем-нибудь другом.

– Нет, Себастьен, иначе я буду беспокоиться. Скажи мне, в чем причина твоей тоски?

– Право, отец, я не решаюсь.

– Чего же ты боишься?

– Боюсь, что вы сочтете меня визионером, мечтателем, а я, может быть, затрону темы, которые вас огорчат.

– Ты гораздо больше огорчишь меня, если будешь хранить свою тайну.

– Вы же знаете, у меня нет от вас тайн.

– Тогда рассказывай.

– Я, право же, не решаюсь.

– Ну, смелей!

– Хорошо, отец. Это видение.

– Видение, которое тебя страшит?

– И да, и нет, потому что, когда оно мне является, я не боюсь, я чувствую, будто перенесся в иной мир.

– Объяснись.

– У меня уже были такие видения, когда я был совсем маленьким. Как вы знаете, несколько раз я заблудился в лесу, окружавшем деревню, в которой я вырос.

– Да, мне рассказывали.

– А дело было в том, что я следовал за чем-то вроде призрака.

– Вот как? – протянул Жильбер, глядя на сына с удивлением, граничащим с испугом.

– Было это так, отец: когда я играл с другими детьми на улице, когда я находился в деревне, когда около меня или неподалеку находились дети, я ничего не видел, но стоило мне отдалиться от них, стоило выйти из деревни, я чувствовал рядом шорох платья; я протягивал руки, чтобы схватить его, но ловил только воздух, однако по мере того как шорох удалялся, призрак становился зримым. Сначала это был прозрачный туман, но потом он сгущался и принимал очертания человека – очертания женщины, которая не шла, а скорее струилась, и чем дальше углублялась в лес, в самые глухие его дебри, тем становилась отчетливее.

Странная, неведомая, неодолимая сила влекла меня за этой женщиной. Вытянув руки, я следовал за ней, безмолвный, как и она. Иногда я пытался позвать ее, но не мог издать ни звука. Она не останавливалась, и я не мог догнать ее и шел за ней, пока это чудесное видение, явившееся мне, не исчезало. Эта женщина постепенно таяла, превращалась в туман, туман рассеивался, и все кончалось. А я, усталый, падал на том месте, где она исчезла. Там Питу и находил меня – иногда в тот же день, иногда на следующий.

Жильбер с растущей тревогой смотрел на сына. Он взял его за запястье и стал считать пульс. Себастьен понимал, какие чувства волнуют отца.

– О, нет, не тревожьтесь, отец, – попросил он. – Я знаю, что все это не имеет никакого отношения к реальности, что это только видение.

– А как выглядела эта женщина? – поинтересовался Жильбер.

– Она была величественна, как королева.

– А лицо ее тебе когда-нибудь виделось?

– Да.

– Когда? – испуганно спросил Жильбер.