– После того как я поселился здесь, – ответил мальчик.

– Но ведь Париж – это не лес вокруг Виллер-Котре, здесь нет высоких тенистых деревьев, нет той таинственной зеленой сени. Здесь нет одиночества и безмолвия, в которых только и появляются призраки.

– Нет, папа, я все же нашел это здесь.

– Где же?

– Вот здесь.

– Но разве этот сад не предназначен только для учителей?

– Да, отец. Но несколько раз мне почудилось, что эта женщина проскользнула через двор в сад. Я хотел последовать за ней, но всякий раз останавливался перед запертой калиткой. И вот однажды аббат Берардье, очень довольный моими сочинениями, поинтересовался, чего бы я хотел, и я попросил позволения иногда прогуливаться вместе с ним в саду. Он разрешил. Я вошел, и вот здесь, да, здесь, мне опять явилось это видение.

Жильбер вздрогнул.

«Странная галлюцинация, но тем не менее вполне возможная у такой нервической натуры, как он», – подумал Жильбер и спросил:

– Ты видел ее лицо?

– Да.

– И помнишь его?

Мальчик улыбнулся.

– А ты пытался приблизиться к ней?

– Да.

– Прикоснуться?

– Всякий раз она при этом исчезала.

– А кто, по-твоему, Себастьен, эта женщина?

– Мне кажется, она – моя мать.

– Твоя мать? – побледнев, воскликнул Жильбер.

Он прижал руку к сердцу, как будто пытался остановить кровь, текущую из смертельной раны.

– Но ведь это же видение, – пробормотал он, – а я едва не поддался этому безумию.

Мальчик замолчал и, сведя брови, задумчиво смотрел на отца.

– Ну так что же? – спросил Жильбер.

– Быть может, это видение, но она существует в действительности.

– Что ты говоришь?

– На Троицу нас повели на прогулку в лес Сатори около Версаля, и вот когда я стоял вдали ото всех в задумчивости…

– Тебе явилось это видение?

– Да, но на сей раз в карете, запряженной четверкой великолепных лошадей… и гораздо более реальное, живое. Я едва не лишился чувств.

– Почему?

– Не знаю.

– И какое впечатление у тебя осталось после этого?

– Что мне являлась не моя мама, потому что это была женщина из моих видений, а моя мама умерла.

Жильбер вскочил и провел ладонью по лбу. На него нашло какое-то непонятное помрачение.

От мальчика не ускользнуло смятение отца, напугала его бледность.

– Вот видите, папа, я зря рассказал вам о своих безрассудствах.

– Нет, нет, мой мальчик, напротив, – запротестовал доктор. – Чаще рассказывай мне о них, рассказывай всякий раз, когда видишь меня, и мы постараемся тебя вылечить.

Себастьен покачал головой.

– Вылечить? А зачем? – спросил он. – Я привык к этому видению, оно стало частью моей жизни, я полюбил его, хотя оно убегает от меня, а иногда мне даже кажется, что оно меня отвергает. Не надо меня лечить. Вы можете снова покинуть меня, отправиться в путешествие, опять возвратиться в Америку. А с этим видением я не так одинок.

– О Господи! – прошептал доктор и, прижав к груди голову Себастьена, сказал: – До свидания, мой мальчик. Надеюсь, нам больше не придется разлучаться, ну, а если мне нужно будет уехать, я постараюсь взять тебя с собой.

– А моя мама была красивая? – спросил мальчик.

– Да, очень красивая, – сдавленным голосом ответил доктор.

– И вы ее любили так же, как я люблю вас?

– Себастьен, никогда не спрашивай у меня про свою мать! – воскликнул Жильбер.

В последний раз поцеловав сына в лоб, он устремился из сада.

Во дворе Жильбер обнаружил сытно пообедавших Бийо и Питу, которые со всеми подробностями рассказывали аббату Берардье, как была взята Бастилия. Жильбер дал принципалу последние советы относительно Себастьена и вместе с обоими своими спутниками сел в фиакр.

Когда Жильбер уселся в фиакре рядом с Бийо и напротив Питу, он был бледен, и у корней его волос блестели капельки пота. Но сгибаться под бременем какого угодно чувства было не в характере этого человека. Он откинулся в угол кареты, сжал лоб обеими руками, словно хотел подавить какую-то мысль, несколько секунд сидел неподвижно, а когда отнял руки, лицо у него было совершенно спокойное, на нем не осталось ни следа недавних огорчений.

– Так вы сказали, дорогой господин Бийо, что король дал отставку господину барону Неккеру?

– Да, господин доктор.

– И волнения в Париже в некоторой степени вызваны его опалой?

– В значительной.

– И еще вы добавили, что господин Неккер немедля покинул Версаль?

– Он получил указ за обедом и спустя час уже выехал в Брюссель.

– Где он сейчас и находится?

– Во всяком случае, должен быть.

– Вы не слышали, по дороге он где-нибудь останавливался?