Шрифт:
Капитан не сразу услышал вопрос, и Юджин вынужден был повторить.
– Нет, пока ищут, – наконец ответил Выхин.
– А что, если мозговые тараканы до сих пор в нас? – спросил Алексеев.
– Обследование показало, что с нами всё в норме, – отверг врач гипотезу.
Старпом счёл нужным уточнить:
– Но ведь ни один медбот пока не обнаружил у пациента психического отклонения. Во всяком случае, не в материальном виде.
– В нас тогда поселилось столько отклонений, – указал Арнольдыч, – что робот-медик уж наверняка бы засёк «таракашек».
– Значит, они умерли или остались на планете? – сделал вывод Алексеев.
Семён высказал альтернативную версию:
– Или выскочили из головы здесь, но до того, как нас просканировал космопортовый медбот.
Кошта спихнул в реку ещё один камешек.
– Нормальных людей вообще нет, – более сдержанно, чем раньше, заметил он. – Правда, такое количество «тараканов» в чьём-то мозгу вряд ли обитает.
– Интересно, у них есть владелец? – ни к кому конкретно не обращаясь, принялся рассуждать Арнольдыч. – И для чего они нужны? Не потому ли «зверьков» заперли на Клетке… то есть, на Иксе-1, чтобы…
Механика прервал возглас молчавшей до того Жюли:
– Ой, смотрите! Зайчик! – Экспедитор присела, протянула руку к пышному кусту округлой формы, защебетала: – Ну, иди сюда, мой маленький, мой серенький…
Экипаж как-то странно посмотрел на девушку.
– Жюли, на этой планете не водятся зайцы, – чётко проговорил Выхин.
Котияр выпрямилась, отряхнула одежду. Несколько секунд она разглядывала напряжённые лица мужчин-дальнобойщиков. А потом, улыбнувшись, беззаботно проронила:
– Поверили, да? – Жюли слегка рассмеялась. – Не волнуйтесь, ребята, это шутка. Просто шутка.
(Август 2013 года)Вспышки на Солнце
Роберту Шекли
– Твоё время ещё не настало! —
вынес приговор Тиктак.
– Это что, – весело отозвался Паяц, —
твоё так вообще закончилось…
(Из ненаписанного)
Через полтора часа
– Ну давай, хватит медлить! – холодящее спокойствие пропало – зазвучала ярость. Глаза Джи загорелись. – Знал бы ты, как мне всё осточертело! Прострели мою башку, и покончим с этим!
Сун вновь подумал о Земле – о космическом шаре, доме и родине, погубленных людьми вроде Джи. Ум давал чёткий ответ на вопрос «Кто виноват?», гоня прочь нерешительность и подталкивая совершить то, что назрело давным-давно. Но вот удивительно, Сун не мог коснуться сенсора и наконец решить ситуацию посредством лазерного луча, от обжигающей остроты которого не защищена голова человека, стоящего напротив, на расстоянии считанных метров.
Пальцы до боли сдавили рукоятку; держащая бластер рука задрожала.
В настоящем времени
1 час 30 минут назад молодой андер по имени Сун, генеалогическое древо которого произрастало на корейской территории, как всегда принял душ, умылся, погасил свет в стандартной тесной однокомнатной квартирке без окон и забрался на постель.
В бункере не засыпали только охранники, вот и Сун просто лежал с открытыми глазами поверх тонкого синтетического одеяла, на узкой металлической кровати, прокручивая в голове свою жизнь. В отличие от сограждан, он не причислял себя не то что к конкретной национальности, но даже к людям определённого времени. Он представлял мир единым для каждого – в той же степени, в которой едины истина и справедливость. Сун верил в эфемерные понятия, за что его никто не осуждал, потому что эту «слабость» кореец научился скрывать, хоть андеры и редко принимали в расчёт чужие неприятности – их занимали исключительно собственные проблемы.
После Разделения не уцелели привычные традиции, моральные принципы сгинули в пучине времён, бомбы вместе с природой уничтожили душу человека. Счастливчиком считался тот, кому удавалось чего-либо достичь в Андеграунде; обычно же бой между соседями, друзьями, родственниками вёлся за сомнительное удовольствие вести тоскливое, однако свободное существование… Если можно говорить о свободе, когда ты с рождения обитаешь под землёй, когда твои кости – отчасти из-за воздействия радиации и в какой-то степени «благодаря» наследственности – стали ломкими, как стекло. Когда за порцию обеда приходится драться с тем, в ком раньше видел соратника. Биться насмерть, словно зверь…
Болезненно сжалось внутри при воспоминании о Лёньке, пареньке с израильскими пращурами, погибшем не от мощных рук отморозков-антисемитов, а от хрупкой ладошки бывшего приятеля-англичанина Мика, не евшего больше недели и двинувшегося на почве этого умом. Мику не хватало вещей для обмена на наиболее ценное – еду, и ни один из андеров, естественно, не собирался с ним делиться. Лёнька, о котором говорили «Последний хрен без соли доедает», – тоже. Хотя в отношении двадцатитрёхлетнего парня фраза про хрен звучала слишком оптимистично.