2. Соединение суждений, приписывающих тот же самый предикат различным субъектам, предполагает наличность внимания к предикату – этому внутренне данному общему фактору суждения, а тем самым и деятельность сравнивающего и соотносящего мышления, которое стремится объединить единичное, познать согласующееся в различном. Суждение вида «А и В и С суть Р» лежит, следовательно, в том же самом направлении, в каком вообще движется акт суждения, дабы присвоить себе с помощью уже имеющихся налицо и неизменных представлений нечто многообразное и новое. Поэтому оно представляет собой более высокое развитие мышления по сравнению с простым суждением.

3. Наипростейшим случаем, в котором обнаруживается повторение предикатов, является наглядное представление о множестве одинаковых или подобных вещей, которые наименовываются тем же самым словом. Безразлично, восприняты они раздельно и образуют пространственный или временный ряд или же, как обособляющиеся части целого, они познаются как члены некоторой группы. Повторение того же самого наглядного представления и того же самого наименования доходит до сознания в различении многих А от одного А, грамматически – в образовании множественного числа. Там, где интерес направлен только на то, что есть увиденное, – там суждение наименования совершается во множественном числе («это овцы», «это буквы»). Но всякое множество однородного требует затем исчисления и сравнения по количеству, и ответ на вопрос «сколько?» дается в неопределенном или определенном числовом выражении. В одном случае сперва может происходить и легче совершаться схватывание предметов и их наименование, а число их замечается лишь на втором плане; и благодаря лишь этому наглядное представление получает полное выражение. В другом же случае сперва замечается число и спрашивается, что есть то, что мы видели или слышали несколько раз. От этого зависит, является ли в суждениях «это три тополя», «это были три выстрела» собственным предикатом, который оттеняется говорящим, имя числительное или имя существительное.

4. Насколько быстро и бессознательно обыкновенно совершается акт наименования, так что отсюда мы не образуем никаких особенных суждений, а наименование отлагается лишь в виде словесного обозначения субъекта, – настолько же быстро в большинстве случаев протекает и различение единства и множества, исчисление небольших количеств и оценка различных ступеней множества: «немногие», «некоторые», «несколько», «многие» и т. д. Затем схватывание субъектов и их числа происходит, так сказать, одним ударом, сразу, так что мы не можем сознавать раздельных последовательных актов наименования и исчисления. Представление о многократном субъекте входит в суждение уже в виде готового результата, и дело идет о том, что следует высказать относительно стольких-то и стольких-то субъектов: «две лошади трогаются с места», «многие птицы летят туда». Лишь в том случае, когда дело идет о том, сколько их, или когда имеет значение установить сомнительное или оспариваемое число, – лишь тогда делаем мы из имени числительного особый предикат. Синтез суждения происходит тогда между данным, теперь исчисленным или оцененным множеством и определенным или неопределенным числовым представлением55.

5. Когда, таким образом, возникают суждения, как «градины падают», «некоторые звезды становятся видимыми», «многие деревья вырваны с корнем», «пятьдесят человек ранено», то какой характер носит здесь функция суждения?

Прежде всего напрашивается то понимание, которое множественное число глагола – следовательно, также и связки – рассматривает как знак множества актов суждения, которые суммируются в общем выражении. Чтобы сказать: «некоторые звезды становятся видимыми», – я должен был здесь увидеть одну, там одну, снова там одну. Каждой единичной звезде принадлежит предикат. Но я не знаю их имен или не хочу их знать; вместо того чтобы сказать: «а Лиры и а Лебедя и а Тельца становятся видимыми», – я обозначаю эти определенные звезды их общим именем. Но я имею в виду эти определенные единичные звезды. Однако таково происхождение множественного суждения только в одной части случаев. В другой части субъект воспринимается как множество, так сказать, с одного взгляда и предикат высказывается лишь относительного этого множества. Синтез является, следовательно, на самом деле простым. Особенно ясно обнаруживается это в тех суждениях, в которых предикат даже не может принадлежать единичному. «Бесчисленные птицы оживляют лес», «деревья стоят скученно» – это не суждения, возникшие из суммирования многих суждений.

Иначе обстоит дело тогда, когда имя числительное является собственным предикатом. «Многие люди близоруки»-тут не имеется в виду сообщить мне, что А и В и С и т. д. близоруки, и это высказывание вовсе не имеет также в виду определенных людей. Но то, что должно быть сообщено, – это прискорбный факт, что близоруких много-много сравнительно, в отношении ко всему числу. Когда приходит весть о битве, то само собой разумеется, что там были убитые или по крайней мере раненые. Дело идет только о том, сколько; и формулировка телеграммы «убитых ю, раненых 50» логически является наиболее правильной.

Излишне говорить о том, что, подобно вещам, повторяющиеся деятельности дают повод к множественным суждениям.

Разумеется, каждому такому указанию числа должен предшествовать ряд единичных суждений «А близорук», «В близорук» и т. д.; наблюдение должно быть установлено по отношению к каждому отдельному человеку, и лишь тогда можно производить их исчисление. Но когда я произвожу счет, я тем самым отвлекаюсь от всего, что различает их, забывая о том, кто близорук; я знаю только, что свои наблюдения я сделал над людьми; я утверждаю лишь определенное число повторений того же самого наблюдения над однородными индивидуумами и определяю его относительную величину. Я поступаю так, как поступает статистик, который лишь заполняет свои рубрики числами и для которого безразлично, кто такие исчисленные им родившиеся, умершие, самоубийцы и т. д. Предикатами его суждений точно так же являются числа.

Необходимо изложить здесь подробнее эти само собою разумеющиеся вещи, чтобы внести некоторые свет в неясности традиционного учения об общем и частном суждении.

«Всё», с которым связан субъект так называемого общего суждения («все А суть В»), имеет в виду первоначально определенное число, и суждение с этим «всё» предполагает ограниченное количество исчисленных единичных объектов. «Все А суть В» в своем первоначальном значении может быть поэтому высказываемо лишь по отношению к определенному единичному. При этом «всё», с логической точки зрения, является предикатом («те А, которые суть В суть все А»).

От этого эмпирического общего суждения необходимо точно различать безусловно общее суждение. Это последнее хочет выразить необходимую сопринадлежность предиката В с выражающим субъект представлением А неадекватным образом, путем нисхождения к неограниченному количеству единичного. («Если нечто есть А, оно необходимо есть также В».)

1. «Всё» по своему первоначальному значению предполагает определенное число. Ибо оно выражает, что два определенных числа равны друг другу. Чтобы высказать суждение вида «все А суть В», я должен произвести двойной счет: во-первых, сосчитать те вещи, которые суть А, а затем сосчитать те А, которые суть В. Если оба числа одинаковы, то я выражаю это в суждении «все А суть В» («все трое», «все четверо», «все девятеро» прямо напоминают об этом). Если «все налицо» – например, приглашенные гости, – то я знаю, скольких я пригласил, считаю присутствующих, и одинаковое число дает мне «всё». Если я предполагаю, что в игре недостает одной карты, то я пересчитываю карты, и если число тех, которые я имею в руках, равно числу тех, которые принадлежат к игре, то «все налицо».