Таким образом, мы само собою приходим к более точному исследованию необходимого и возможного в отношении к акту суждения.

Обсуждению логических вопросов, касающихся возможного и необходимого, следует предпослать в интересах предварительного ориентирования следующее основное различение: утверждение, что суждение возможно или необходимо, отлично от утверждения, что возможно или необходимо, чтобы субъекту принадлежал предикат. Первое утверждение касается субъективной возможности или необходимости акта суждения; второе касается объективной возможности или необходимости того, что высказано в суждении. К первому утверждению сводится кантовское различение различной модальности суждений, соответственно чему они бывают или проблематическими, или ассерторическими, или аподиктическими. Ко второму утверждению сводится положение Аристотеля в Anal. Pr. I, 2, 24 b, 31.

Так называемое проблематическое суждение («А может быть В» в смысле «А есть, быть может, В») постольку не может обозначаться как суждение, поскольку в нем отсутствует сознание объективной значимости, т. е. оно не есть суждение относительно того, что обозначено субъектом предложения. Оно лишь постольку является суждением, поскольку высказывает, что говорящий находится в нерешительности относительно вопроса, есть ли А В.

Так называемое ассерторическое суждение (простое утверждение «А есть В») несущественно отличается от аподиктического (необходимо утверждать, что «А есть В»), поскольку в каждом, с совершенным сознанием высказанном суждении и соутверждается необходимость высказать его. Суждения различаются, конечно, относительно того пути, каким достигается достоверность, есть он непосредственный или посредственный. Но если бы мы захотели обосновать на этом различие между ассерторическим и аподиктическим суждением, то аподиктическому суждению должно было бы принадлежать подчиненное место, так как его достоверность носила бы лишь производный характер.

1. Непосредственные суждения, в которых субъект и предикат оказываются согласными между собой помимо всякого дальнейшего посредства, сами по себе не доводят до сознания различий между просто возможным и необходимым утверждением. Они выполняются соответственно основоположению согласия с уверенностью, не ведающей никакой рефлексии. Но там, где опосредствованный (синтетический) акт суждения подготовляется тем, что или извне, благодаря вопросу и утверждению других, или изнутри, благодаря психологическим комбинациям, образуются представления о синтезах определенных субъектов с определенными предикатами, которые еще не заключаются в имеющемся налицо представлении субъекта, и где для сознания объективной значимости нет основания выполнить эти синтезы; где следовательно, представление о синтезе как бы висит в воздухе в виде вопроса или предположения и лишь ищет еще известного решения, которое подтверждает предикат или отвергает его, – там суждение представляется как возможное. А это означает, что для мыслящего в этот момент не необходимо ни действительно выполнить суждение, ни отрицать его. Чтобы иметь краткое обозначение, назовем представленное просто возможным, но еще не выполненное суждение «А есть В» – гипотезой «А есть В». В таком случае чистейшим выражением этой стадии между синтезом и суждением является вопрос, который становится настоящим вопросом лишь тогда, когда он еще ждет «да» или «нет» (ибо там, где он ставится лишь для того, чтобы испытать кого-либо другого относительно уже решенного, – там он является не действительным вопросом, но повелением). Но в то время как вопрос выражает стадию первой концепции гипотезы, которая ищет решения, – за ним следует, если он не находит этого последнего ни в утвердительном, ни в отрицательном смысле, сознание нерешительности, колебания, и это выражается в формулах «А есть, быть может, В», «А не есть, быть может, В». (Часто употребляемая формула «А может быть В» двусмысленна и ведет к ошибкам, ибо она выражает как объективную возможность, так и субъективное колебание.) Эта форма высказывания отличается, следовательно, от вопроса лишь тем, что она дает выражение сознанию, что вопроса нельзя решить. В то время как в вопросе еще кроется желание найти решение, эта форма означает резиньяцию, отречение, которое должно пребывать в неизвестности, в сомнении. Но в существенном оба раза разумеется одно и то же – синтез без решения относительно его значимости.

2. Это выражение неизвестности, неуверенности обыкновенно называют проблематическим суждением, и ему обыкновенно противопоставляется ассерторическое и аподиктическое суждение как выражение различных степеней достоверности59. Правда, сам Кант придает несколько иное значение проблематическому суждению. Модальность, говорит «Критика чистого разума» (V, § 9, 4), ничего не прибавляет к содержанию суждения, но касается лишь ценности связки в отношении к мышлению вообще. Проблематические суждения суть такие, в которых акт утверждения или отрицания принимается как просто возможный (какой угодно). Ассерторические суть те, в которых этот акт рассматривается как действительный (истинный). Аподиктические суть те, в которых этот акт рассматривается как необходимый. Произвольное допущение проблематического суждения Кант распространяет затем на суждения, которые, очевидно, ложны. Они имеют проблематическое значение, если предполагается, что кто-либо может хотя бы на минуту допустить такое суждение. В этой конструкции понятие, которое проблематическое суждение приравнивает аристотелевской 60, содержится потому, что всякое суждение есть проблематическое, поскольку его значимость не утверждается именно теперь. Однако здесь совмещается нечто двоякое, что заслуживает быть разграниченным. Именно потому ли ничего не утверждается относительно значимости представленного суждения, что ничего не может быть утверждаемо, так как говорящий не пришел еще ни к какому решению; или же потому, что относительно его значимости говорящий ничего не хочет утверждать, так как он ради какой-то дальнейшей цели временно трактует значимое суждение как незначимое, незначимое как значимое, недостоверное как достоверное. Традиция в этом отношении примкнула не к Канту, – равно как кантовская «Логика» (Einleitung, IX) под проблематическим суждением понимает лишь недостоверное признание в качестве истинного.

3. Но традиционное обозначение суждения «А есть, быть может, В» как суждения проблематического, грозит разрушить самое понятие суждения и может оказаться в противоречии со всеми другими учениями. Ибо если к сущности суждения принадлежит то, что оно устанавливает утверждение, которое заявляет притязание на истинность и требует к себе веры, то высказывание, которое ничего не утверждает и охотно допускает, что противоположное истинно, вообще не может быть суждением. Если всякое суждение есть или утверждение, или отрицание вопроса, то не может быть суждением такое высказывание, которым вопрос ни утверждается, ни отрицается. Ибо оставлять вопрос нерешенным – это вообще не есть какой-либо вид решения; и быть недостоверным – это не значит являть собой какую-либо ступень достоверности. И вопреки закону противоречия «А есть, быть может, В» и «А не есть, быть может, В» являлись бы в одно и то же время значимыми.

Так называемое проблематическое суждение, будучи понято как суждение относительно А, не является, следовательно, суждением, но только мыслью о суждении, незавершенной попыткой к суждению. Единственное действительное высказывание, которое делается формулой «А есть, быть может, В», таково: «гипотеза „А есть В“ недостоверна». Прежде всего и непосредственно это есть лишь суждение о самом говорящем, суждение об его отношении к гипотезе «А есть В»; формула говорит: я не знаю, обладает значимостью гипотеза или не обладает, я не имел основания ни утверждать ее, ни отрицать ее; она констатирует имеющееся налицо состояние моего мышления, но ничего такого, что могло бы иметь объективную значимость в отношении субъекта А.

Можно было бы теперь попытаться придать формуле более широкое значение при помощи того соображения, что она не только могла бы иметь в виду «я не знаю, есть ли А В», но «не знают, есть ли A B», т. е. неуверенность могла бы обозначаться не только как индивидуальный факт, но и как нечто вообще присущее суждению. Но не говоря уже о том, что по точному смыслу ничего такого здесь не содержится, высказывание это и в таком случае не могло бы привести ни к какому суждению относительно А, которое можно было бы координировать с положительным и отрицательным суждением. И в этом случае оно могло бы лишь высказывать утверждение по поводу субъективного отношения, только не индивидуального, а такого субъективного отношения, которое обосновано в современном состоянии всего знания или, еще общее, которое обосновано в пределах человеческой интеллигенции вообще. Совершенно справедливо, что относительно многих вопросов мы не выходим за пределы констатирования невозможности решения, и что познание это имеет свою ценность, когда мы измеряем человеческую познавательную способность идеалом познавания. Но это познание никогда не констатирует ничего такого, что могло бы быть суждением относительно А. Для идеального сознания, для всеведущей интеллигенции одно положение истинно, другое ложно. Лишь когда мы уверены в том или другом, – лишь тогда оказывается достигнутой цель мышления, суждение, обладающее объективной значимостью. Пока этого нет, гипотеза продолжает оставаться нерешенной проблемой. И это может привести лишь к ошибкам, если под одно и то же понятие суждения мы будем подводить и выражение субъективной неуверенности, и выражение уверенности относительно объективной значимости данного положения. Поэтому единственно возможным отрицанием проблематического суждения является: у совершающего акт суждения нет неуверенности относительного того, есть ли А В, а есть уверенность относительно утверждения или отрицания61.